‐ За всех ‐ это верно. Это мы умеем,‐ согласился Сергей.
Иван прихлебывал кофе и поглядывал на Лиду. Сильно сдала жена! И все читает, читает с тех пор, как переехали в Воронеж, ‐ совсем зачиталась.
Однажды, в первые дни, когда вошли в эту квартиру, Иван размечтался: и табуретки
заменим стульями, и занавески повесим, и картины развешаем, и даже какую‐нибудь
статую поставим.
Лида промолчала, Иван обиделся. Тогда она сказала немного удивленно:
‐ Да у нас и так хорошо. Занавески свет отнимают.
Не люблю я, Ваня, этого уюта с чехлами, знаешь, да с фотокарточками.
Иван сердито подумал: «Привыкла с детства околачиваться по чужим углам, по
гимназиям да по курсам. Кукушка!»
‐ Я привыкла по‐студенчески, ‐ с виноватой улыбкой сказала Лида. ‐ Читать и спать
есть где. И ты со мною рядом. Ничого мэни бильш нэ трэба.
По‐украински она говорила редко, только шутя или растроганно. И в говоре ее, и в
облике ничего не было малороссийского. Хохлушки ‐ те чернявые, а она даже среди
кареволосых меловских казачек выделялась русою красотой. Прямо будто про все
сказано: русский народ русый народ.
…Ивана ошарашило, когда он, нежданный, шагнул в свою хату в Меловом и увидел
среди родных белолицую красавицу с толстой косой. Из Питера прямо в сказку шагнул.
Не одну Меловскую девчонку обнимал Иван. Но тут было совсем другое. Легкая
грудь под тонкой блузкой, тонкая фигура ‐ все словно воздушной линией обрисовано.
Исчезни эта линия и растворится девушка в воздухе. Станет незримой. И думалось Ивану, что какие‐то совсем не такие руки нужны, чтобы прикасаться к этому телу.
Позже, вручая Лиде партийный билет, он впервые с полным правом заглянул
поглубже в ее взволнованные глаза и, забрав легкую руку в свою ладонь, произнес:
‐ Ты должна отдать революции и партии даже больше того, что есть в тебе ‐ сверх
силы, выше головы! Так все мы живем, коммунисты.
‐ Я все отдам, ‐ ответила Лида, ‐ Сверх силы, выше головы! ‐ И попросила, моргнув
ресницами:
Ты будь уверен во мне. Не отпускать бы ее руки, потянуть бы к себе... Ведь такой
близкой виделась теперь непостижная московская учительница.
Но когда на укоме Лида рассказывала о лекциях и постановках, которые она
подготовит в Народном доме, Иван сидел на председательском месте и мучился.
Лида вскидывала голову, и по тяжелой косе пробегали волны, а Иван с каждым ее
словом будто в песок уходил, становясь все меньше и связанней. На кой он нужен ей, малограмотный парень!
Он косился на членов укома и видел, как они морщили лбы, а кое‐кто и рот раскрыл.
