границ до Байкала, нету ни выстрелов, ни смертей. Такое блаженное чувство мирной
прочности жизни, наверное, будет самым обычным у людей при социализме.
‐ А ведь выкарабкались, черт задери ‐ с тихим восторгом сказал Иван, пристукнув
кулаком по столу. ‐ Без мировой революции справились.
‐ Да‐а, ‐ подтвердил Сергей, кашлянув и махнув у губ ладонью. ‐ Справились. Но если
б не ждали мировой революции, то духу не хватило бы справиться. Помнишь ‐ аж темно
кругом становилось? Но глядишь: в Австрии ‐ рабочий контроль, в Венгрии ‐ Советы, в
Германии ‐ революция, И у нас будто силенок прибавляется.
‐ А теперь‐то замирение вышло? Иль все деретесь? ‐ вопросила из угла Елена
Ивановна.
‐ А тебе чего? Ты, будто, не дралась?
‐ Бегать надоело, вот чего. ‐ И быстрей зазвякали спицы, словно лилипутки
сражались там на крохотных сабельках.
‐ Бегать кончили. Все! А замирения нету. Мировая буржуазия очухается и опять
полезет. Да и мы ‐ при ведем себя в порядок да подождем, пока тамошние пролетарии
поумнеют.
‐ Ну‐ну, чего им умнеть? ‐ обиделся Сергей за всех пролетариев.
Иван отодвинул табуретку, зашагал по комнате.
‐ Есть чего умнеть,‐ сердито сказал он. ‐ Помнишь, кого немцы на конгресс
Коминтерна прислали? Не помнишь? Криспина прислали... А он заявил: дескать, революцию можно делать, если она не слишком ухудшит положение рабочих. Немецкие, мол, рабочие лучше русских живут, и революция им не так уж нужна... Сволочь! Заявил
это перед Ильичем, перед лицом всей нашей партии! А рабочие в это время в Берлине и
Гамбурге кровь проливали. Как же им не надо умнеть, если они вон кого вождями
считают? А в Англии, во Франции, в Америке и совсем не размахивались на революцию. А
чехи на нас руку подняли ‐ что же, это одни буржуи были? Где это они столько буржуев
понабрали, чтобы тысячи под ружье поставить?
Лида подняла от книги глаза. Иван перестал ходить, сунул руки в карманы: ну‐ка, кого она хочет поддержать?
‐ А мне так думается. Вот вспоминаю я наших Толстого да Достоевского,‐ сказала она.
‐ Они же душу надорвали в поисках общечеловеческого счастья. В этом ‐ характер
русского народа. Мы умеем болеть за всех. И мы отболели даже за несознательных. А за
нас далеко не все человечество скорбело.
Многозначительно выпятив сжатые губы, Иван вдумывался. Вроде бы, жена за него, но все равно не понравились ему эти высказывания.
‐ При чем тут, к чертовой бабушке, скорбь?! ‐ проворчал он и сел к столу, взял
кружку.
‐ Погоди, Ваня, я горячего долью, ‐ сказала Таня, поднимая чайник,
