делать то, что хочешь сама, а не то, что нужно партии?»
Лида опустила глаза, к облегчению Петра Ильича. Она вспомнила, как давала клятву
молодому, с юношескими усиками, секретарю уездного комитета, что никогда не спустит
плеча, чтобы переложить свою долю тяжести на плечи товарищей. Она вспомнила
секретаря укома, как совсем другого человека, вовсе не того, с которым утром молча
разошлись по своим делам.
‐ Хорошо‚ ‐ сказала она, ‐ завтра приму отдел.
Иван прощался с округом. Последний раз ехал он по нессохшему без дождей
глинистому тракту и глядел на серую полосу пропыленной травы за обочинами, на
грязные листья придорожных колков. Вдали виднелась Обь, даже под ярко‐голубым
июльским небом она отливала мутным, будто тоже подернулась пылью цветом. Иван
вспоминал нарядную Томь, украшенную лесами и чистыми песчаными косами. Теперь
она во всем своем нижнем течении, от устья до Юрги поступает в его, как говорится, распоряжение, потому что его назначили в Томский горком.
Когда неделю тому назад, ХVI съезд партии утвердил решение ЦК о ликвидации
округов, как ненужного средостения между районом и краем, то Иван, сидя в кресле
делегата съезда, вдруг ощутил непривычное и расслабленное чувство своей ненужности.
Даже слова Сталина о том, что округа вынесли на своих плечах громадную работу и
сыграли историческую роль‚ не разогнали этого чувства. Прекрасно понимал Иван, что
ненужным стало место, авовсе не человек, не он, Москалев. Но так сроднишься с местом, так стараешься быть на нем необходимым непрерывно, каждую секунду своей жизни, что
на какой‐то момент и впрямь покажется, будто стал ненужным ты, а не место.
Москалев сгоряча не согласился с решением ЦК. Ему казалось, что ликвидируется
главное звено в структуре партии, что может даже что‐то рухнуть от этого. Но когда он
услышал в орготчете ЦК об орловском деле, то ему стало неловко за явно субъективное
преувеличение своей роли. Секретарь окружкома Дробенин арестовал всех членов бюро
горкома в Орле, пришив им оппозицию. А вся‐то оппозиция заключалась в том, что они
выступили с критикой окружкома Дробенин думал, что если его тронуть‚ так это уже
значит разрушить партию.
Но его исключили из партии, и ничто не дрогнуло от этого…
Жара и покачивание рессорной коляски нагоняли дрему. Впереди на высоком
сиденье колыхалась спина кучера в выцветшей майке. Хорошо смазанные колеса тихо
катились по мягкой дороге, лошадь ступала бесшумно, погружая копыта в пыль. Пыль
