. Нельзя было найти более трудную партию, чем соло Актеона, настоящий технический фейерверк. В то время эта роль связывалась с именем бывшей звезды Кировского Вахтанга Чабукиани, для которого она была поставлена в расчете на его бравурный танец.
Удовлетворенный своим исполнением, Рудольф убедил Пушкина посмотреть вариацию. В конце концов Пушкин решил, что Нуреев готов. Он никогда больше не усомнится в ученике, который вскоре станет самым прославленным его воспитанником и с которым отныне навеки будет связано его имя.
Когда Рудольф ехал домой в Уфу тем летом, он был гораздо счастливей, чем одиннадцать месяцев назад, отправляясь в Ленинград. Отец больше ему не препятствовал, а концертный дебют, по его личной оценке, «произвел впечатление». Пусть никто не высказывал ему комплиментов, никто и не насмехался. Для Рудольфа это было максимальным признанием. После неудачного начала у Шелкова он завоевал одобрение Пушкина. Ничто не гарантировало успеха, но хотя бы никто не стоял у него на пути. Восемнадцатилетний Рудольф считал это «как бы получением пропуска, официальным правом танцевать».
Приехав домой, Рудольф узнал, что Альберта призывают в армию. Альберт надеялся поступить в Москве в Институт театрального искусства, но для этого требовалось направление башкирского Министерства культуры, а у него не было «ниточек, за которые можно было бы дернуть». Несмотря на сосредоточенность на самом себе, Рудольф обратился в министерство насчет Альберта. Его доводы не произвели ни малейшего впечатления, и он разозлился. Но Альберт говорит: «Кто бы стал тогда его слушать?»
Их короткая встреча заполнилась разговорами об их общей страсти. Рудольф вырос, стал на голову выше Альберта, недобрав до своего полного роста всего двух с половиной сантиметров. Мускулистые плечи сужались к тонкой мальчишеской талии, ноги были сильными, как у отца. Волосы приобрели светлый песочный цвет, скулы выдавались еще больше; по словам Альберта, он выглядел «симпатичным». Рудольф не просто стал выше, он источал недавно приобретенную мужественность, «в нем угадывалась самоуверенность». Но он живо отреагировал на проблемы Альберта и, возможно, побаивался вызвать в нем зависть. «Он был очень счастлив, что попал в Ленинград, но не хвастался своими успехами. Просто сказал, что неплохо справляется и особенно полюбил Пушкина. Делился со мной впечатлениями о Ленинграде, рассказывал о музеях. Я поразился, насколько лучше он стал играть на пианино. До отъезда он мог наигрывать только самые простые мелодии, а когда вернулся, мы навестили Ирину Александровну Воронину, и он удивил нас обоих вполне профессиональным исполнением классических пьес». Рудольф пробыл в Уфе всего неделю, а потом уехал в летний школьный лагерь на Черное море.
