Были на аукционе и знаменитые личные вещи: пиджак в стиле Неру>5 из змеиной кожи с такими же брюками и ботинками, в котором Нуреев давал телевизионное интервью, вызвавшее много толков; костюмы, в которых он танцевал такие балеты, как «Жизель», «Корсар», «Дон Кихот», и два парных бархатных дивана горчичного цвета, принадлежавшие некогда великой Марии Каллас, еще одной представительнице исчезающей породы «monstre sacre»>6, как нередко называли Нуреева.
Аукционеры «Кристи» попытались воссоздать в галереях на Парк-авеню грандиозные театральные декорации, окружавшие Нуреева в повседневной жизни. Но предметы мебели без властного присутствия одушевлявшего их хозяина казались потрепанными, а залы пустыми и голыми. Впрочем, некоторых к «Кристи» тянули не столько красивые вещи, картины и декадентская роскошь, сколько возможности унести с собой часть легенды Нуреева. Торговый дом «Кристи» более откровенно высказал это в рекламном объявлении на всю страницу в «Нью-Йорк таймс»: «Потанцуйте дома с любимой вещью Нуреева!»
«Никогда не оглядывайся назад, — любил говорить Нуреев, — иначе свалишься с лестницы». Поздно вечером за бокалом вина в компании близких друзей он мог слегка затронуть прошлое, но большинство знавших его опасались расспрашивать о годах юности или считали разумным не расспрашивать вообще. С рождения обучаясь искусству выживания, Нуреев мало интересовался собственным прошлым и никогда не имел ни времени тосковать по нему, ни склонности к ностальгии. И все же многие характерные для него черты уходят корнями в раннее детство: удивительная жизнерадостность, непоколебимая самоуверенность, отважная прямота, жажда знаний и не в последнюю очередь внутренняя убежденность в том, что границы созданы для того, чтобы за них выходить. Лучшие годы юности он провел в попытках выбраться из далекой уральской деревни, где рос, и попасть в заветный ленинградский Кировский балет. Добившись цели, он не желал вновь идти по своим следам. Он никогда не переставал шагать вперед, добиваясь свободы направляться туда, куда хочется, делать то, что хочется, стать тем, кем хочется. Бежав на Запад, он в один миг стал мировой звездой и политическим символом и не любил вспоминать даже это знаменательное событие, особенно с парижскими друзьями, бывшими его свидетелями. «Это было и прошло, — коротко бросил Нуреев, когда один из них завел об этом речь. — Зачем говорить?» Позже другой приятель заметил, что он, наверно, скучает по своим родным, друзьям и корням, и Нуреев поспешно поправил его: «Не надо приписывать мне чужих мыслей. Это ваши идеи. Я абсолютно здесь счастлив. Я ни о ком и ни о чем не скучаю. Здешняя жизнь дала мне все, чего я хотел, все возможности».
