— А, вот она где, — вдруг раздался сзади грубоватый дядин голос. В ту же секунду тяжелая рука, от которой у меня едва не подкосились коленки, опустилась на мое плечо. — Надеюсь, моя племянница не надумала тут вам докучать? — с напускной грозностью поинтересовался он.
От него исходил сильный запах алкоголя и пота, и он навалился на меня как на опору, отчего я с трудом могла стоять на ногах. Рафаэль окинул его взглядом. В его бездонных глазах не отразилось никаких эмоций, а лицо осталось неподвижным, хотя сейчас я бы вполне разделила его брезгливость.
— О, нет, Виктор, все не так, как вам могло показаться, — спокойно промолвил он, в то время как его пальцы с идеальным маникюром поглаживали знакомую мне печать льва на массивном золотом кольце. — Боюсь, что это именно я искал общества этого очаровательного создания. А ей не оставалось ничего другого, как это принять.
Что-то в его тоне заставило меня взглянуть на Главу Совета. Но он невозмутимо взирал на свалившегося неизвестно откуда собеседника.
— А, — в пьяном дядином мозгу винтики крутились медленно. — Ну, если так…
Но ретироваться он почему-то не спешил. Мое плечо уже нехорошо заныло. Я попыталась легонько высвободиться, но он, к сожалению, не понял намека.
— Ну, она у нас это… — Слова давались ему с трудом, и он переступил с ноги на ногу. — В общем, непростые времена были. Но доктор сказал, что все уже позади, и Совету… — он икнул.
На короткий момент его взгляд с надеждой скользнул к женщине в розовом, но она его упорно не замечала. Он сник и вернулся к Рафаэлю.
— Я вот что хочу сказать. — Он извлек из кармана грязный платок и промокнул блестевший лоб. — Вашим там нужно понять, что ничего такого она не хотела…
Похоже, он решил, что Рафаэль поймал меня, чтобы прочитать нотации по поводу случившегося. Я покосилась на него. И хотя что-то подсказывало мне, что это не так, от своего дяди я меньше всего ожидала поддержки.
Но Рафаэль слушал его с непроницаемым видом.
— Вы ж гляньте на нее… Она ребенок еще совсем, — продолжил он, не замечая, что его присутствием тяготятся. — Не ведает еще, что творит. Да, и я виноват… Оставил это, — он многозначительно понизил голос и, выпучив глаза, сунул платок в карман. — На виду, считай. А надо было проявить ответственность… Так что тут моя вина скорее… Вы уж проявите там у вас милосердие…
В его голосе вдруг появились странные, заискивающие нотки, в которые было тяжело поверить. Мой дядя, который умел рыкнуть так, что тряслись стены, вдруг ссутулился, сжался и смотрел на Рафаэля глазами загнанного зверя. И сейчас это не имело ничего общего с женщиной в розовом.
