Сам я никогда никого из подчинённых даже пальцем не тронул. Человек провинился, ждёт, что я его ударю, а я его словами пытаюсь убедить. Я понимал, что если ты человека ударил, то наступил на его «я», задел его самолюбие. Это может очень сильно аукнуться. Но мне хватало русского языка, чтобы объяснить, причём объяснить без мата. Сам я за всю жизнь ни разу матом не выругался. И вот что интересно: наши полковые «рокоссовцы» (так называли уголовников-рецидивистов, освобождённых из лагерей и отправленных на фронт. — Ред.) при мне матом не ругались. Они знали, что я верующий.
Скоро в одном из боёв мой пьяница-механик сбежал. (Мне рассказывали, что вроде его увезли раненого. После войны я его случайно встретил, но не стал с ним разговаривать.)
Тогда накрыли нас крепко, немцы бомбили запрещёнными кассетными бомбами. Они, как хлопушки, взрываются в воздухе, и от них огромное количество мелких осколков летит. А у самоходки верх-то открытый! Поэтому мы выпрыгнули и стали смотреть, куда можно спрятаться. Вижу «шерман» (американский средний танк. — Ред.). Он высокий, клиренс (расстояние от днища танка до земли. — Ред.) большой, около полуметра. Я под него занырнул, а туда уже много людей набилось. От бомб-то я спрятался, но кто-то от страха «разгерметизировался» — вонь под танком стоит невыносимая! Думаю: «Лучше уж под бомбы, чем терпеть это». Вылез обратно и залёг в канаве метрах в десяти. Бомбы одна за одной рвутся, осколки вокруг летают! Хорошо, что канава попалась глубокая. И тут на моих глазах прямое попадание в тот самый «шерман»! Все до одного, кто был под танком, погибли…
Самоходка СУ-76 — это машина огневой поддержки. Пушка на ней стояла мощная, дальность прямого выстрела — семьсот шестьдесят метров. Пушка эта стреляла очень точно: на расстоянии тысячи метров я попадал в щиток размером двадцать на двадцать сантиметров.
У меня вообще получалось по танкам стрелять, сказалась танковая закалка. Стрелять приходилось в основном по «тиграм» и «пантерам», это очень мощные танки. Их орудия нашу тридцатьчетвёрку прошивали. Но у любого танка, и у «тигра» тоже, есть уязвимые места: там, где выходит ствол пулемёта, где выходит ствол пушки и отверстие под прицел.
Нас часто посылали поддерживать американские танки «шерман». Это большой танк с мощной вязкой бронёй. Внутри кожей всё отделано. А вот пушка у него слабая, хоть и калибра семьдесят пять миллиметров. И действовал я среди этих больших машин, как Моська крыловская: из-за махины высунусь, тявкну — и снова за неё…
