Да здравствуют медведи! | страница 85



— Португезо! Португезо! Амиго![7]

Теперь и мы понимаем — это португальские рыбаки. Парень становится на первую ступеньку трапа и, сложив пальцы горстью, подносит их к губам:

— Коммунисти! Коммунисти!

Боясь, что его не поймут, он снова и снова шлет нам воздушные поцелуи. Потом, вытаращив глаза, говорит:

— Капиталисти!

И выразительным жестом проводит ладонью по горлу.

Наши смеются, перегибаются через поручни, тянут к нему руки. Он подпрыгивает, чтобы пожать их:

— Амиго! Амиго!

Убежавший рыбак возвращается с целой группой португальцев. Все они одеты бедно — залатанные брюки, засаленные, грязные куртки.

К трапу подходит инспектор. На нем капитанская фуражка с золотом, на рукаве сверкают золотые нашивки. Португальцы, оробев, умолкают — привыкли не ждать от начальства ничего хорошего.

— Что тут за балаган? Ступайте по кубрикам! Столпились, как дикари, будто людей не видали!

Инспектор искренне думает, что проявляет заботу о нашем достоинстве. Бедняге не так-то просто преодолеть выработанный годами условный рефлекс, который связывает представление о достоинстве с высокомерной важностью.

Общение народов, однако, продолжается.

Португальцы толпятся у распахнутых иллюминаторов. В наш кубрик просовывается курчавая голова с усиками, оглядывается по сторонам и восхищенно прищелкивает языком. Потом склоняется ухом на сложенные ладони и, указав на себя, произносит:

— Бед, вери бед!

Наши кубрики кажутся португальскому матросу верхом комфорта.

Кто-то протягивает ему пачку рижской «Примы». Он берет одну сигарету, а пачку возвращает. Мы машем на него руками: «Бери, бери!..» Португалец вопросительно поднимает брови и снова показывает на себя: «Все мне?..» Мы киваем: «Тебе, тебе!..» И добавляем еще три пачки: «И товарищам!»

Голова исчезает. Португальцы снова о чем-то шумят между собой. Потом в иллюминаторе появляется другая голова… Володя Проз снимает со своего пиджака комсомольский значок. Португалец, порывшись в карманах, вынимает фотографию. Он снят под деревом на фоне крестьянского домика, рядом стоят старики, очевидно родители.

— Мама?

— Мама! Мама! — обрадованно подтверждает португалец и что-то быстро-быстро лепечет на своем языке. Мы чувствуем, что он рассказывает о доме, и, улыбаясь, киваем головами, хотя не понимаем ни слова.

Его оттягивают от иллюминатора. Через мгновение он снова появляется с бутылкой виски в руке.

Мы по очереди отхлебываем по глотку прямо из бутылки. А португальский рыбак смотрит на нас счастливыми глазами: