— Амиго! Амиго!
Капитан возвращается из госпиталя повеселевший: Уколов будет не один. В его палате уже лежат два матроса-мурманчанина, а в соседней — с приступом аппендицита капитан калининградского траулера.
Уловив перемену в настроении, торговый агент решает, что настал его час.
— Нет, продуктов не нужно, — отказывается капитан, — только воды…
— И карбида, — вставляет стармех.
Но маклера не так-то просто сбить с его роли дьявола-искусителя.
— Может быть, фруктов? Апельсинов? — предлагает он с обольстительной улыбкой. — Свежего мяса?.. Виски?.. Коньяку?
Петр Геннадиевич не поддается соблазнам:
— Только воды и карбида.
Маклер продолжает улыбаться:
— Пожалуйста, но сегодня уже поздно — завтра в девять утра.
Капитан, подумав, машет рукой:
— Обойдемся! Скорей на промысел!
Прошло всего три часа, как мы пришвартовались к сент-джонскому пирсу. И вот уже он медленно уходит из-под борта.
Португальцы машут руками, кепками. Их фигурки уменьшаются и уменьшаются, пока не сливаются с темнотой.
А в ушах все звучит: «Амиго! Амиго!»
Мы молча смотрим на чужой и снова такой далекий заокеанский городок, по улицам которого нам так и не удалось, да и вряд ли еще когда-нибудь удастся пройтись, но воспоминания о котором мы все же увозим с собой.
А Геннадий Серов увозит даже часы: успел-таки «махнуться» с португальцами. Правда, за дешевую старенькую штамповку он отдал свой новенький «Салют», но он не жалеет об этом. Не в деньгах счастье!
Старый лоцман, прощаясь, крепко жмет нам по очереди руки.
Некоторое время на звездном небе еще видны красные огоньки телевизионных мачт, а потом исчезают и они.
Мы снова одни в океане.
В гостях у «Льва Толстого»
Одиночество наше длилось недолго. На Большой Ньюфаундлендской банке собрался цвет русской литературы: «Александр Пушкин» и «Виссарион Белинский», «Николай Добролюбов» и «Антон Чехов», «Лев Толстой» и «Иван Тургенев». Переговариваясь клотиковыми огнями, они шли один за другим, навстречу друг другу, поднимая со дна океана десятки тонн золотисто-красной рыбы. Великие труженики при жизни, они остались ими и после смерти.
Каждый вечер в один и тот же час они собирались на совещание, делились секретами мастерства. И каждое совещание, совсем как в Союзе писателей, заканчивалось призывом:
— Равняйтесь на Пушкина и Толстого!
Мы ходили за ними по тем же глубинам, но подымали все-таки меньше. «Глубины те же, но, может, раскрытье не то?!» — ломал себе голову капитан, имея в виду раскрытие трала. И на очередном совещании договорился, что «Лев Толстой» примет нашу делегацию для обмена опытом.
