Это производит сенсацию. Таможенники недоверчиво качают головами. Сами они уже порядком осоловели, особенно младший — худой, прыщавый, с лошадиным лицом. У него даже язык заплетается, — видно, хватил с маху стакан спирта.
Толстяк с лицом пастора, листая англо-русский словарь, следит за ним презрительным взглядом. Потом подзывает меня и тычет пальцем в раскрытую страницу. Читаю: «Жеребец». Он кивает в сторону опьяневшего, раскрасневшегося таможенника, и оба представителя «иммиграционных властей» громко хохочут.
Не обращая на них внимания, таможенники просматривают декларации.
— К какому порту приписано судно?.. Рига?
Они с недоумением переглядываются.
— А где это?
Вероятно, в Риге я тоже спросил бы: «Сент-Джонс? А где это?» И мне вдруг становится грустно…
Старший таможенник уходит с Дзиганом пломбировать судовую лавку и кладовые.
Младший тоже порывался идти с ними, но напарник усадил его на диван, рядом с полицейскими. Тут он замечает Машенина, который время от времени появляется в каюте с загадочно-многозначительным видом и, не сказав ни слова, исчезает. Машенин в штатском, в зубах, как всегда, трубка.
— Кто это?
— Помощник капитана.
Таможенник недоверчиво усмехается и, пьяно покачиваясь, грозит мне пальцем.
Старпом включает радиоприемник. «Иммиграционные власти» с американской деловитостью вертят ручки, пробуют различные диапазоны, тембр, громкость, словно собираются его покупать. Высокое качество приемника явно повышает наш кредит. Тут же разговор заходит о космосе.
Услышав слово «спутник», задремавший было таможенник просыпается и повторяет:
— Пять — ноль, спутник!
Постучавшись, в каюту вбегает Покровский.
— Товарищ старпом, там какой-то агент требует, чтобы его пустили…
Агент оказывается торговым маклером, снабжающим иностранные суда. Отдуваясь и вытирая платком лысину, он на ломаном английском языке — очевидно, думает, что так нам понятнее — извиняется за опоздание. О нашем приходе он узнал уже на даче…
Пока у капитана идет совещание на высшем уровне, на палубе налаживаются неофициальные контакты. К трапу скучающей походкой подходят трое смуглых парней в кепках. Напрасно наши матросы мобилизуют весь свой школьный запас английских слов, — их не понимают.
— Рашан! Спутник! — тыча себя в грудь, произносит наконец Поливанов.
Эти слова производят неожиданный эффект. Парни, жестикулируя, начинают что-то объяснять друг другу с таким ажиотажем, что кажется, вот-вот подерутся. Один куда-то убегает, другой оборачивается в нашу сторону и, улыбаясь во весь рот, тычет себя пальцем в грудь:
