Освещенная прожектором палуба, раскачиваясь и дрожа, висит в темноте. Щербатая луна то подскочит к зениту, то закружится по небу, то ударит вприсядку у самого борта. Огни соседних траулеров взвиваются вверх, подрагивая висят в воздухе, камнем падают ко дну. Поди разберись — где вода, где небо.
Ветер утих. Лишь по тому, как ускользает и снова бросается под ноги палуба, да по грохоту принайтованных к бортику грунттропов чувствуется, какая в океане зыбь.
Трал растянут над палубой. Его крылья с застрявшими в ячее, побелевшими на воздухе окунями лежат у лебедки, хвост, подцепленный гаком, висит у слипа, между грузовыми лебедками.
Впервые мы добыли за день свыше пятнадцати тонн свежака. Но тралу изрядно досталось. Выметав за корму второй, запасной, мы заняты текущим ремонтом.
Алик с Володей готовят запасные стропы. Серов, Бичурин и Доброхвалов залатывают дыры. Валентин Белощек выстукивает, слово врач, кухтыли. Сплющенные давлением, налитые водой, треснувшие нужно заменить новыми.
Кухтыли навязываются на сеть, как пуговицы на ножках. Продернув через металлические ушки веревку из сизальского волокна, ее крепят на канате особым узлом, чтобы не скользила, а затем обматывают ножку тугими витками.
У Белощека витки ложатся ровно, ножка получается крепкая, упругая. У меня же кухтыль никнет, как перезрелая ягода. Пока я вожусь с одним, Белощек уже подвязал три. Поглядев на мою работу, он приходит мне на помощь.
В порт Белощек приходил по утрам из города помятый, с землистым лицом, весь какой-то дерганый, брезгливый. За завтраком бухнет столовую ложку масла в пол-литровую кружку густого коричневого чая, выпьет — и пошел работать.
Но в море, в отличие от остальных, Белощек стал мягче, ровнее, на лице его даже появился румянец.
Белощек старше остальных добытчиков — ему уже двадцать девять. Служил на флоте, демобилизовался. И вот четыре года ходит на рыбацких судах.
Каждый раз он берет с собой в море учебники за десятый класс — хочет сдать экзамены на аттестат зрелости, поступить в институт. Но где там! На переходе еще можно выбрать время, а на промысле, как пойдет рыба, не то что заниматься, умыться, бывает, нет сил.
На берегу тоже не выходит с занятиями. Живет он один — снимает угол. Питается кое-как. А главное — пьет. Допился до язвы желудка.
В море хоть нелегкий, зато режим. Да и питание, правда не диетическое, зато здоровое, регулярное.
Но годы идут. Товарищи, с которыми он начинал плавать «на гражданке», кто тралмастер, кто штурман, кто механик. А Белощек — матрос и матрос.
