— На хрена? — набычился Шматко. — Тебе что, ефрейтор не нравится?
— Да так… Просто… Смеются все, — понуро ответил Сокол. — То ли сержант недоделанный, то ли солдат переделанный… Ни рыба ни мясо…
Гитлер опять же…
— Не лучший пример, товарищ ефрейтор, — нахмурился Шматко. — Забей ты на этого фюрера, один низкий гад высокого звания испохабить не может. Ты ж вроде умный мужик, Соколов, а слушаешь всякую… шушеру… Завидуют они тебе… Ефрейтор есть кто?. Отличный солдат… Ещё в древнем, это, мире, то есть этом… Риме, б…, были ефрейторы. Нашли лычки в раскопках, бронзовые, по полкило весом каждая, в «Вокруг света» показывали… А прапора, прикинь, сколько там на себе таскали, ва-апще вешалка… На боевых ишаках, наверное, звёздочки возили… Ага… Так вот, слушай сюда, Сокол: ты ефрейтор — лучший солдат. Я — старший прапорщик, а значит, лучший прапорщик.
Самый… А вместе мы — отличные мужики. Так, Соколов?
— Вроде логично, — понуро кивнул Сокол.
— Вот и отлично, — улыбнулся Шматко. — Ты это… в город хочешь?.
— Так точно!. А когда?.
— Например, сегодня… После обеда…
— А ротный отпустит?
— Был бы рядовым, не отпустил бы, — сказал прапорщик, — а ефрейтора отпустит… Я увольнительную сам у него возьму. Только так — ты лычки-то себе на погоны приделай, а то увал я буду на ефрейтора выписывать. Попадёшь патрулю — не отвертишься: нарушение формы одежды, и всё такое. Пару суток на «губе», а потом в нарядах сгниёшь.
А ты мне живой нужен, не сегодня-завтра каптёрку у меня будешь принимать. Пора тебе уже осваиваться…
— Разрешите идти подшивать лычки? — бодро спросил Сокол, предвкушая нежданную встречу с Варей, а потом добавил: — И спасибо за увольнительную, товарищ прапорщик.
— Э, Соколов, — усмехнулся старшина, — не знаешь ты, видеть, ещё прапорщика Шматко… А надо бы уже, почитай, целый год бок о бок, так сказать, в едином строю. А из «спасибы» твоей бушлата не сошьёшь, будет у меня к тебе небольшое задание, там надо купить кое-что, по мелочи.
— Есть, понял, всё будет в лучшем виде.
— Ну всё, свободен…
Соколов бежал в казарму чуть не вприпрыжку.
— Эх, был и я когда-то юным, триста лет тому назад… — вздохнул Шматко, вспоминая свою срочную службу.
Да, было время, любо-дорого вспоминать, город Приозёрск в Северном Казахстане, сержант Лаврович, вот уж кто действительно был автор-затейник. А чего только одни его словечки и выражения стоили:
«Конь педальный», «Можно Машку — за ляжку, и козу — на возу, а у нас — разрешите!», и самое незабываемое и поражающее точностью формулировки и лаконизмом образа, словно короткий японский стих-танкетка, есть у них такие: «Дурак-военный!»
