Лейтенант так увлёкся процессом, что не рассчитал усилия, и швабра, соскользнув с покатой поверхности, влепила мощную оплеуху видавшему не один призыв старому надтреснутому писсуару. Ветеран санитарно-технических войск жалобно хрустнул и, с грохотом упав на пол, развалился на несколько бесформенных кусков.
— Он вообще-то треснутый был, — почесал затылок Медведев. — И как назло — в мой наряд…
На звук прибежал Шматко, который сначала истошно заголосил нечто бессвязно-ругательное на своём старшинском «эсперанто» и только потом стал внятно отцифровывать ситуацию:
— Ёпэрэсэтэ! — Прапор склонился над останками писсуара как над павшим другом и, подняв налитые кровью глаза на дежурного по роте, устрашающе прорычал: — Медведев?! Это у кого такая… струя?! Он же, блин, почти новый был, мужа не еб… сидела… почти, б… Кто?!
— Товарищ старший прапорщик, — затараторил виноватым фальцетом Смальков, — это целиком и полностью моя вина! Хотел продемонстрировать бойцам преимущества шваберной влажной уборки и, в общем, задел инструментом, так сказать…
— Да я уже понял, что ты его не пиписькой, — тяжко вздохнул Шматко и смерил Смалькова хмурым взглядом. — Ну пойдём тогда, поговорим о делах наших грешных…
Как только они оказались в каптёрке, Шматко стал метаться из угла в угол, словно голодный и злой тигр в тесном вольере провинциального зверинца.
— Лейтенант, тебе в коллектив вписываться надо, — наконец выдал он, доведя себя до нужной эмоциональной кондиции, — а ты в писсуар вписаться не можешь!. Ты мне так всю казарму разнесёшь…
— Сержант сказал, что он уже треснутый был, — смущённо заметил Смальков.
— «Сержант»! — передразнил Смалькова прапорщик. — Этот сержант ещё в третий класс ходил, когда этот писсуар уже здесь висел и функционировал в полном объёме заданных характеристик. Ему с такой выслугой уже давно подполковник ломился, не меньше. А ты взял его и уху…ал, разбил то есть. А разруха и распи… то есть…гильдяйство, ещё писатель-классик Шариков говорил, начинается с сортира. И ты, лейтенант, на данный текущий момент и есть орудие этой самой разрухи. Люди годами берегли, писали вполнапряга, а тут пришёл лейтенант Смальков и ну давай шваброй вокруг махать…
— Я могу возместить, — нерешительно прервал тираду Шматко лейтенант, которого пробрала до самого нутра искренняя речь старшины. Но Шматко как будто не слышал его, войдя в ораторский раж:
— …При товарище Сталине за такие дела тебя бы быстро оприходовали. Как вредителя. Это же, понимаешь, удар по боеготовности! Поведут бойцов на оправку по тревоге, к примеру, а так одного очко-места не хватает. В итоге бойцы теряют ценные минуты, стоя в очереди на оправку, а враг эти самые минуты получает себе… А в современном бою каждая минута, отданная врагу, — это, понимаешь, не хрен в стакане! У него-то, поди, все писсуары на месте…
