— Николаич, твоя остановка, приехали…
— Ага, ага, — подорвался сонный прапорщик, молниеносно собрал свои вещи и выскочил на дорогу.
Автобус тут же попылил дальше. Только тут Шматко сообразил, что стоит посреди пустой дороги, рядом с указателем.
— Бухарёво — триста метров… Ух, ёб ты! — Прапорщика чуть не стошнило. Он повернулся туда, где скрылся автобус, и, потрясая увесистым кулаком, разразился бурей проклятий.
Как он и предполагал, это возымело своё действие — автобус вернулся и подобрал пассажира.
Прапорщик даже не стал ругаться — так, сказал пару ласковых Медведеву, беззлобно пожурил довольного собой Зубова. Чего греха таить — если не считать безвозвратной утраты командировочных, поездка получилась очень даже неплохой.
А с задних сидений, глазами, полными неуверенности в будущем, за жизнью странных существ в защитной форме следили новобранцы.
После отъезда щедрых покупателей Х. (Хаим?) Хворостюк закрылся в своём кабинете и, обложившись бананами, налил в простой гранёный стакан ароматный напиток, изготовленный путём купажа шестидесяти сортов выдержанного коньячного спирта.
Замахнув добрый глоток «дорогого» напитка, Х. (Хачатур?)
Хворостюк, как истинный дегустатор, зажмурился от удовольствия.
Маслянистая жидкость медленно стекала в желудок, где уже разгорался очаг уютного коньячного тепла.
— Умеют делать, падлы! — восхищённо произнёс капитан, читая текст на этикетке. — Эх, вечность бы так сидел… Ладно, не будем эгоистами, Хома Федотович, надо за Зубова выпить. Чтобы ему майора… не раньше чем мне…
Приятный вечер в обществе фирменного напитка и ящика бананов… О чём ещё может мечтать начальник сборного пункта молодого пополнения в самый разгар призыва?
Данилюк, держа в руках увесистый бумажный пакет, вошёл на кухню и, увидев Вакутагина, копающегося в котле, подошёл к нему и откашлялся.
— Здравия желаю, товарищ прапорщик! — бодро поприветствовал его повар.
— Значит, так, — сразу перешёл к делу Данилыч и стал выкладывать на стол консервы, — я тут тебе принёс немного… Вот смотри, три банки. Две тушёнки и одна сгущёнка!
— А сгущёнка дороже тушёнки?
— Ты мне цены не взвинчивай! — возмутился Данилыч. — А то я по европейским, понимаешь, могу тебе насчитать! У нас с тобой бартер, а тут свои законы!
— Сухачёву давали три тушёнки…
— Сухачёву я давал больше, — кивнул прапор, — потому что человек был хороший, свой! А ты? Я про тебя вообще ничего не знаю, Вакутагин.
Повар убрал консервы со стола и достал картошку. Перед тем как отдать ведро Данилычу, он выложил из него несколько крупных картофелин.
