и
хаси-фу под пальцами дочери Тосикагэ?»
[143] — подумал Тюнагон. Он внимал музыке в самозабвении и изо всех сил старался сдержать слезы, но не мог. Император, глядя на него, с удовлетворением думал: «Я так и предполагал!»
В Японии с Тюнагоном было некого сравнить, императрица являлась несравненной в Китае красавицей; переводя взгляд с одного на другую, император сравнивал их с солнцем и луной. «Пусть все знают, что в нашей стране имело место подобное событие! — решил он. — Пусть об этом напишут и станут передавать из поколение в поколение!»
Тюнагон не мог совладать с чувствами, он принял от императора лютню и стал вторить императрице, поражая слушателей всеми известными ему приемами. Исполнение было поразительным, императрица внимала в восхищении, и ей казалось, что душа ее очищается. По ее щекам струились слезы, и она играла, полностью отдаваясь исполнению. Присутствующие во дворце слушали музыку, позабыв обо всем на свете, и все как один проливали слезы. Когда стало рассветать, император и императрица покинули собрание.
17
Как мог Тюнагон догадаться, что он видел и слышал в ту ночь саму императрицу? Дама из Шаньинь и внешностью и манерой играть на цине напоминала ее. Тюнагон находился в недоумении и не знал, каким образом разрешить его. Он послал надежного человека, который отличался большой сообразительностью, в Шаньинь и велел все разузнать. Ему там рассказали:
— Это дом родственницы императрицы из Хэян, которая находится в ее свите и которую императрица очень любит. Ее зовут принцессой[144]. Шаньинь довольно далеко от столицы, поэтому дама обычно сюда не приезжает, а ездит куда-то в Чанли.
Возвратившись, слуга доложил Тюнагону: так, мол, и так.
Тюнагон подумал: «Та редкая красавица — близкая родственница императрицы, и, может быть, поэтому так похожа на нее лицом и манерой играть на цине. Не оттого л и она решила скрыться, не оставив возможности встретиться и что-либо узнать о ней, — не оттого ли, что приближенные императрицы не должны входить в тесные отношения с чужеземцами?»
Он ждал с нетерпением наступления вечера. В сумерки, когда все полно глубокого очарования и влюбленные не могут усидеть на месте, Тюнагон отправился в Чанли. Женщины недалеко от указанного дома собирали цветы и любовались букетами. Он узнал среди них одну, которую видел тогда, в Шаньинь, и сердце его радостно забилось. Он подошел ближе. В прошлый раз принцесса, увидев Тюнагона, спряталась, чтобы сбить его со следа. Теперь же, зная, что он, без сомнения, уедет на родину, и потому, что императрица тайно связала с ним свою судьбу, она не пыталась скрыться; но нельзя было, чтобы окружающие о чем-то догадались, и она сделала вид, что не узнаёт прибывшего. Он же по ее ответам решил, что это происходит из-за ее высокого положения, и с горечью подумал: «Неужели она до такой степени равнодушна?» — и сложил:
