. Собравшиеся танцевали, сочиняли стихи и музицировали; все было исполнено глубокого вкуса. Об угощении нечего и говорить министр позаботился о всевозможных редких яствах.
Хозяин вошел в дом и увидел свою пятую дочь, которая в последнее время не поднималась с постели и была погружена в печальные думы; она стояла у парчовой занавеси, ее волосы были украшены драгоценными шпильками, и она, улыбаясь, смотрела на Тюнагона.
— Ты мне ничего не говорила о столь простой причине твоего недомогания, и я понапрасну заставлял тебя мучиться, — сказал ей отец.
В мире таких обычаев не было[109].
Пока собравшиеся развлекались, наступил вечер.
— Оставайтесь у нас ночевать, — стал настойчиво уговаривать Тюнагона министр и ввел молодого человека в дом, за занавесь.
Тюнагон вспомнил, как Третий принц предупреждал его: «У этого человека страшное сердце». Ему стало не по себе. Тюнагон обратился к третьему сыну министра, второму советнику, который часто приходил к нему и вел с ним долгие разговоры:
— С какой стати ваш батюшка оставляет меня ночевать? Я не могу ответить, не зная его истинных намерений.
— Моя пятая сестра — любимица отца. Вот уже несколько месяцев, как она больна и не встаете постели. Отец печалится и не сводите нее глаз. Она сказала: «Если я увижу японского советника, болезнь, вероятно, пройдет». Отец хотел только развеять ее уныние, — выложил тот.
Никто так откровенно не выражал своих мыслей, и Тюнагон подумал: «В этой стране принято говорить прямо, ничего не утаивая. Сын министра не имеет ни одного недостатка, он блещет талантами, у него внушительная внешность, и он благороден; такая привычка происходит не из недостатка воспитания. Вероятно, здесь такой обычай».
В нашей стране в разговоре тщательно выбирают слова и смягчают выражения, поэтому китайская манера удивила Тюнагона, и он невольно засмеялся.
— Доставить ей утешение нетрудно, — ответил он. — Почему бы я не согласился на это? Я мог и раньше посетить ваш дом и увидеться с вашей сестрой, но наш мир кажется мне подобным краткому сновидению[110], и я никогда не входил в комнату к женщинам и не встречался с ними. Если бы какая-нибудь женщина завладела моим сердцем, разве я решил бы покинуть родину и отправиться так далеко? Рассудите сами. Некоторые причины заставили меня устремиться в ваши края. Я совсем не похож на обычных людей, которые не стали бы возражать на предложение стать вашим зятем и немедленно явились на приглашение. Неужели первый министр представлял меня заурядным молодцом?
