Эпопея забытых | страница 13

о битвах грядущих, о будущем новом.

Почувствовали они первые срам,

великое чувство, — безмолвствовал храм,

в котором мольбу вознесли они Богу

на том языке, что веков уже много

был загнан, схоронен: «Народ наш велик, —

сказали, — и Богу наш внятен язык».

И крикнули: «Сбросить нам нужно скорее

те ярма, что фанариоты на шею

надели!» За то, что — презревшие страх —

грехом не сочли они с верой в сердцах,

бороться под стягом «Наука, свобода!» —

погибнуть за правое дело народа.

За то, что за песнями край свой родной

прошли, — как по берегу Тунджи весной

с корзинами девушки, розы сбирая,

для этого утром пораньше вставая,

вплетая себе в ароматной венок

колосья иль росной герани цветок.

За то, что бывали они средь народа —

на сборищах, свадьбах или в хороводах,

или находили седых стариков,

что пели им сказы далеких веков.

За то, что собрали они воедино

напевы народа, сказанья, былины;

к служителям музы нагрянул во храм

в ночи патриарх к нашей песни друзьям;

изрек он, грозя им мученьем суровым:

«Соскучились два бунтаря по оковам».

В железы закованных, вот почему

их заживо замуровали в тюрьму.

Две жизни, тюремным отравленных смрадом,

губили тюремщики медленным ядом.

Вдруг весть о прощении к братьям пришла.

Фанар — то гнездо черноризца, где мгла,

кощунство, и лень, и вместилище блуда, —

Фанар, закосневший в пороках, откуда

весь мир отравляли столетье подряд

зловоние падали, низкий разврат, —

который опутывал сетью густою

все передовое и мертвой рукою

душил человеческий разум, зане

от века он сам пребывал в полусне,

далек от борьбы, идеалов и чести, —

Фанар взорвался, чуть услышав известье

о милости, молвил он: «Божий есть суд!

Так пусть же преступники-братья умрут!»

И, перекрестившись, послал им отраву.

Рассвет был холодный и мрачный, кровавый.

И весть прозвучала под сводом глухим

тюремным: жизнь, милость дарована им!

А бедные братья в предсмертном страданье

лежали уже при последнем дыханье.

И, божьему свету промолвив «прости»,

уже холодея, без жизни почти,

шептали чуть слышно они, угасая:

«Тебя мы, Болгария, любим, родная!»

Георги Раковски (02.04.1821 – 09.10.1867)

Воитель тревожный, мечтатель безбрежный,

суровой эпохи избранник мятежный,

Раковски, ты спишь под могильным крестом,

надломленным ветром в бурьяне густом.

Почил ты спокойно, — заснуть не хотевший,

над пламенем злобной стихии кипевший.

Дремли, отшумевший, спокойно дремли.

Кто вырвет тебя из могильной земли?

Седая природа вещей и явлений

хотела вложить в тебя жаждущий гений,