Цветок Зла | страница 17
Офицер Гуччи вышел из подвала и с облегчением обнаружил, что на лестничном пролете есть еще один план здания. Более рассчитывать на удачу Томас не хотел, потому, снял карту со стены, вытащил ее из-под стекла и, сложив, забрал с собой, предварительно определив, как попасть в архив.
Темный коридор не преподнес новых сюрпризов. Офицер перешел в другое крыло здания и снова спустился вниз. Облезлая и потрескавшаяся деревянная дверь архива была закрыта, как и ожидалось. Гуччи уже собирался вставить найденный в подвале ключ в замок, когда услышал тихое бормотание за дверью. Замерев в той позе, в какой стоял, офицер прислушался. Голос принадлежал мужчине. Слова, которые он тихо и сбивчиво произносил, были Томасу прекрасно знакомы:
Бодлер! Проклятый поэт, любовь к которому Томас словно унаследовал от отца. «Цветы Зла». Но голос чтеца не имел ничего общего с голосом Говарда Гуччи. Надежда растаяла, не успев появиться. Разочарованно вздохнув, офицер Гуччи отворил дверь и вошел в архив.
В помещении на полу у стены сидел человек. В полумраке можно было различить лишь его силуэт: приглаженные волосы, высокий лоб, острый нос с небольшой горбинкой. Мужчина, не замечая ничего, продолжал читать стихи:
Полисмен приблизился к незнакомцу. Тот был средних лет, одетым в приличный деловой костюм серого цвета, но с несколько осунувшимся, бледным лицом. Темные глаза глядели в пол, сухие тонкие губы были сжаты так, что побелели.
— Я встретил ее в парке… — со вздохом после короткой паузы снова заговорил мужчина в сером. — После ее личной трагедии. Но какую еще переживет она!
Человек, сидящий у стены, заметил Томаса и обратился к нему, но при этом так и не взглянул на него и не пытался ничего объяснить.
— О ком Вы говорите? — поинтересовался офицер полиции.
— О женщине, — ответил собеседник самым очевидным образом. Однако сам факт хоть какого-то ответа уже свидетельствовал о том, что контакт с человеком возможен. Гуччи вновь обратился к сидящему.
— Как Вас зовут?
— Я Майк. Просто Майк, — брови собеседника нервно дернулись и снова опустились, низко нависая над глазами, так и не отрывающимися от пола.