— Да, матушка.
— Вот и чудесно… это я оставлю, — она протянула визор. — Загляни на их сайт, полистай анкеты. Возможно, тебе кто-нибудь приглянется. Только, дорогой, ты вот над чем подумай. Конечно, сейчас ты нервничаешь и перевозбужден… а это приведет к вспышке агрессии.
— Нет!
— Не перебивай маму! — мама дернула за шерсть. — И у тебя появится желание выкинуть что-нибудь этакое… глупое и шокирующее. Но учти, что жить с той, которую ты выберешь, придется тебе же…
Могла бы и не напоминать.
Матушка удалилась.
Солнце, зависнув на мгновенье над черным зевом расщелины, все ж нырнуло в нее, предпочтя разумный суицид неразумному противостоянию главе рода Тафано. И Нкрума остался в гордом одиночестве.
Или почти в одиночестве.
На столе тускло мерцал визор, и мерцание это вызывало смутное желание взять и опустить на экран что-нибудь тяжелое, к примеру, любимую матушкину вазу из полированного тельвизийского гранита.
Но Нкрума вздохнул.
Хватит.
Этак и вправду от рода отлучат, и все бы ничего, но… он когтем подвинул визор и, пользуясь редкой в доме минутой затишья, поскреб хвост. Зуд утих, но ненадолго. А экран вспыхнул, пошел рябью, которая разродилась россыпью золотых лепестков.
Заиграла нежная мелодия.
А вкрадчивый голос произнес:
— Мы устроим ваше личное счастье…
В это мгновенье песчаные блохи показались не самой большой бедой.
_______________
Несколькими часами позже.
Покои младшего брата выходили окнами на пустыню. Голую. Почти безжизненную. И свет трех лун окрашивал ее в бледно-серебристые тона. Где-то вдалеке скрипели песчаники, завлекая самок.
— Ты уверен? — Гарджо развалился на подоконнике.
И пустынный ветер, пропахший запахом почти спелой айтши — надо полагать ныне ночью братец, в очередной раз нарушив запрет, рискнет и совершит вылазку в Старый город — ерошил длинную темную гриву его.
— Я уже ни в чем не уверен.
А может, с ним пойти?
Когда-то Нкрума неплохо изучил пустынные тропы. Интересно, под старым камнем, который ветра то укрывали песками, то вновь раскапывали, все так же обретаются многоноги?
А гнездо остроголовых змей уцелело ли?
И если да, сколько в нем самок?
В самый последний свой визит Нкрума насчитал почти дюжину… редкий случай. Если повезет, получится стянуть пару-тройку кожистых яиц.
Матушка, помнится, в тот раз впервые голос повысила.
Змей она не любит.
— Ну да… — братец поскреб ухо.
Тоже блохи?
И хвост вон дернулся, мазнул кисточкой по ковру.
— И что ты предлагаешь?
Визор с раскрытой — и честно или почти честно заполненной — анкетой лежал рядом. Одно касание, и анкета уйдет, чтобы навсегда изменить жизнь Нкрума.
