Последние слова Фруми напомнили мне угрозу, прозвучавшую в диалоге Марго и сухопарого незнакомца.
– Постой! – воскликнул я. – Получается, что тебя украли те, кому я добровольно помогал все эти дни. Я ведь перевозил грузы и людей. Они объяснили, что собирают живых. Мне и в голову не приходило, что они могут захватывать кого-то насильно и превращать в рабов. Но тогда получается, что на дороге на нас нападали вовсе не разбойники, а люди отчаянно пытавшиеся освободить пленников. А я ещё удивлялся, что им грабить, если вокруг так много бесхозных вещей, в том числе техники и продуктов питания.
– Расскажи мне! – попросила супруга.
– Потом, сначала докончи свой рассказ. Ты прости, что перебил, просто вдруг понял, каким же дураком можно сделать человека, подсовывая ему фальшивую информацию.
Фруми потянулась ко мне и, чмокнув в небритую щёку, продолжила свой рассказ. Через несколько дней её перевели на уборку усадьбы и она, протирая оконные стёкла, в группе детей увидела Лёнечку. Он был там одним из самых маленьких, но несмотря на это, в отличии от большинства детей, почти без ошибок, хоть и несколько замедленно, как бы раздумывая, следовал всем командам и даже сумел один раз подтянуться на маленькой перекладине. Она невольно улыбнулась, вспоминая их утренние пробежки и спортивные занятия всей семьёй. Маленький хитрун поступал точно так, как учил его отец держаться перед противником – показывал, что не глупый и не слабак, но не раскрывал своих истинных знаний, силы и ловкости.
Позже, когда они скитались, стараясь обходить стороной жильё и открытые пространства, Фруми, подбадривая сына, сказала: «Ты такой молодец, папа бы гордился тобой!» На что Лёнечка, бесхитростно, ответил: «Мамочка, они садили нас за один стол. Тем, кто совсем ничего не умел, наливали в миску какую-то размазню, кто старался – получал кашу, картошку, или макароны, а лучшим давали ещё и хлеб с маслом, варенье и пряники. Один мальчик сунул своему младшему брату полученную конфету, их обоих привязали к дереву и оставили там стоять на всю ночь. А если бы я старался ещё, они бы отправили меня к старшим ребятам, которые занимались в другом дворе, и тогда я не смог бы видеть тебя в дверях сарая, или в окне дома…» – и глядя как она размазывает по лицу невольно брызнувшие слёзы, обнял её за ноги и добавил: «Ну что же ты плачешь, ведь всё уже хорошо! Мы же идём к папе?! Да?!» Она не могла ни соврать ему, ни сказать правду. Он был гораздо сильнее и мужественнее её, их маленький мужчина. И только обняла, присев на коленки: «Мой милый сыночек!»
