Экзамен по французскому языку был назначен на последнюю пятницу августа. В четверг во второй половине дня мы с ним занимались в библиотеке; я повторял слова, он писал записочки – «je ne[6] дам ломаного гроша за le français[7]», «les filles en France ne[8] носят les pantelons[9]» – и передавал мне с серьезным видом в качестве aide-mémoire[10]. Разумеется, ничего хорошего из этих занятий не вышло. После ужина я отправился к себе в комнату, чтобы попробовать еще раз. Финеас явился спустя несколько минут после меня.
– Вставай, старший член-основатель! – весело воскликнул он. – Элвин Чумной Лепеллье объявил, что намерен сегодня вечером совершить наконец квалификационный прыжок, чтобы сохранить лицо.
Я ни на секунду в это не поверил. Чумной Лепеллье, даже окажись он на тонущем корабле, впал бы в ступор и ни за что не прыгнул бы в воду. Финни это придумал, чтобы помешать мне хорошо сдать экзамен. Я повернулся к нему с выражением напускного смирения.
– Если он прыгнет с того дерева, можешь называть меня Махатмой Ганди.
– Ладно, – рассеянно согласился Финни. У него была привычка все будто бы неправильно понимать. – Ну, давай, пошли. Все равно мы должны там быть. Кто знает – а вдруг он на этот раз действительно прыгнет.
– Ой, ради бога! – Я захлопнул французский учебник.
– В чем дело?
Какое представление! Выражение его лица было безупречно простодушным и вопрошающим.
– Заниматься надо! – проворчал я. – Заниматься! Понимаешь? Учебники. Работа. Экзамены.
– Ну да… – Он ждал продолжения, как будто не понял, к чему я клоню.
– Господи боже мой! Как будто ты не понимаешь, о чем я говорю. Ну конечно, не понимаешь. Ты – нет. – Я встал и с грохотом придвинул стул к столу. – Ладно, пошли. Посмотрим, как трусливый малыш Лепеллье не прыгнет с дерева, и мои хорошие оценки пойдут коту под хвост.
Он взглянул на меня с интересом и удивлением.
– Ты хочешь заниматься?
Мне стало немного не по себе от мягкости его тона, и я тяжело вздохнул.
– Ладно, забудь. Я знаю, что я – член клуба. Пошли. Что мне остается?
– Не ходить. – Он сказал это очень просто и небрежно, как говорят: «Хорошая погода», и, пожав плечами, добавил: – Не ходи. Какого черта, это же всего лишь игра.
Остановившись на полпути и взглянув на него, я пробормотал:
– Что ты имеешь в виду?
Что он имел в виду, было совершенно ясно, но я хотел вытащить из него то, что он подразумевал под этими словами, то, что он, вероятно, думал на самом деле. С таким же успехом я мог бы спросить: «Тогда кто ты?» Передо мной стоял совершеннейший незнакомец.
