– Я не знал, что тебе нужно заниматься, – просто ответил он. – Никогда не думал, что ты вообще это делаешь. Мне казалось, что у тебя все получается само собой.
Похоже, он провел своего рода параллель между моими занятиями и своими спортивными способностями. Возможно, ему казалось, что все, в чем человек преуспевает, дается ему без труда. Он еще не знал, что сам он уникален.
Мне не удалось сохранить естественную интонацию голоса.
– Если мне надо заниматься, то и тебе тоже, – выдавил я.
– Мне? – Он едва заметно улыбнулся. – Слушай, я могу заниматься до скончания веков и все равно никогда не поднимусь выше отметки «удовлетворительно». Но ты – другое дело, ты же умный. Нет, правда. Если бы у меня были такие мозги, как у тебя, я бы… я бы вскрыл себе череп, чтобы люди могли их увидеть.
– Подожди минутку…
Он положил ладони на спинку стула и наклонился ко мне.
– Я знаю. Мы много дурачимся и все такое, но иногда приходится быть серьезным, в некоторые моменты. Если ты в чем-то по-настоящему хорош… я хочу сказать, если никто или мало кто может в этом с тобой сравниться, тогда ты должен относиться к этому серьезно. Ради бога, нечего лодырничать. – Он осуждающе нахмурился. – Почему ты раньше не говорил, что тебе нужно заниматься? Не отходи от письменного стола – и все отличные отметки будут твоими.
– Подожди минутку, – сам не поняв зачем, повторил я.
– Все в порядке. Я прослежу за стариной Чумным. Хотя думаю, что он, скорее всего, не собирается прыгать. – Финни был уже у двери.
– Подожди, – более требовательно сказал я. – Подожди минутку. Я иду.
– Нет, приятель, не идешь, ты будешь заниматься.
– Мои занятия – не твоя забота.
– Ты думаешь, что уже достаточно поработал?
– Да, – сказал я резко, чтобы пресечь его дальнейшие попытки указывать мне, что делать. Он пропустил это мимо ушей и пошел впереди меня, насвистывая.
Мы прошли через весь кампус, следуя за собственными гигантскими тенями, Финеас принялся болтать на своем ужасном французском, чтобы дать мне дополнительную возможность попрактиковаться. Я не отвечал, мой мозг пытался постичь новые измерения обособленного пространства моего существования. Какой бы страх ни испытывал я перед тем деревом, он был ничем по сравнению с этим. Сейчас опасность грозила не моей шее, а моему рассудку. Финни никогда ни секунды не завидовал мне. Теперь я понимал, что между нами не было и не могло быть никакого соперничества. Мы были из разного теста.
Этого я вынести не мог. Мы подошли к остальным, уже слонявшимся вокруг дерева, и Финеас, возбужденный видом догорающего заката, предстоящего испытания деревом, соревновательного напряжения, охватившего всех нас, начал лихорадочно сбрасывать одежду. В такие моменты он расцветал и жил по-настоящему.
