Она научила меня лесбийской любви, которая практиковалась поголовно у всех воспитанниц. Когда она приходила меня наказывать, то, раздев меня, а затем раздевшись сама, заставляла меня лечь на диван или на ковер, укладывалась рядом со мной и начинала меня гладить, целовать, прижиматься ко мне грудью, засовывала свои ноги между моими, взваливала меня на себя и проделывала множество других вещей.
О наказании она вначале вроде бы совершенно забывала. Я тоже об этом не думала. Сексуальный экстаз сближал нас настолько, что мы становились одним целым. Чувствовалось, что в минуты близости мулатка была от меня без ума, она отдавалась мне с неудержимостью взрослой женщины и требовала от меня такой же полной отдачи. Стонала, плакала, нашептывала какие-то нежные слова, ласкала меня со всей нежностью влюбленного…
Я с удовольствием отвечала на ее ласки. В свои двенадцать-тринадцать лет я уже испытывала нечто вроде полового возбуждения. Развлекаясь со мной, Мария впадала в экстаз, и тут начинался второй этап — само наказание. Схватив плетку, Мария с остервенением бросалась на меня, и ее удары, жестокие и беспощадные, градом сыпались на мое обнаженное тело. Она секла меня по спине, по животу, ногам, особенно старалась побольнее ударить по бедрам, по ягодицам, иногда плетка обрушивалась даже на мои половые органы. Видимо, это приносило ей величайшее удовлетворение.
Первое время я, порой, теряла сознание, но потом как-то привыкла, ощутимая вначале боль быстро проходила, меня охватывала приятная истома и пронизывало непреодолимое желание полового характера. Мне все больше хотелось смотреть на раскрасневшееся лицо и очень красивые, с сумасшедшим блеском, глаза моей мучительницы и особенно — на выглядывавший из-под влажных, чуть-чуть покрытых пушком, срамных губ, непомерно большой, напряженный клитор.
Как завороженная, следила я за вздрагиванием красной головки клитора, и это созерцание делало удары еще слаще и приятнее. Это уже были не удары, а как бы жаркие поцелуи по всему моему телу, проникающие в самую глубину моей плоти и насыщающие ее негой и сладострастием. Чем больше избивала меня Мария, тем сильнее нарастало во мне ощущение похоти, желание самой расточать мои ласки, безумствовать и сгорать в огне. Даже мой клитор в такие минуты как бы напрягался, как бы жаждал совокупления. Была у Марии еще одна особенность. Она сама безумно любила лежать под ударами плети, ощущать себя истязаемой и избиваемой до умопомрачения. Она требовала этого, и все наши встречи почти неизменно, к немалому моему удовольствию, заканчивались тем, что я изо всех сил секла ее по голым ягодицам. Она глухо стонала, уткнувшись головой в подушку, и бесстыдно поднимала свои ягодицы навстречу моим ударам, раздвигая бедра так, что я, глядя на ее клитор, глазам своим не верила, каким твердым, толстым и длинным он становился.
