Может, я могу договориться со жнецом. Выторговать больше времени.
— Можно я еще немного побуду со своими родителями, прежде… — мой голос задрожал и оборвался. Я прочистила горло и продолжила, — чем ты заберешь меня?
Он поднял брови.
— Пожалуйста, — добавила я.
Он усмехнулся и провел пальцем вниз по моей шее к верхней пуговице рубашки, оставляя горячие следы на моей коже.
— Просишь, Кора? Это что-то новое. У тебя будет время сегодня и завтра, — он расстегнул пуговицу. — Я не заберу тебя. Ты пойдешь со мной. У нас у всех есть работа.
Я схватила его за запястья.
— Значит, у меня есть время до завтрашнего вечера?
— Конечно, — он изучал меня прищуренным взглядом и довольно ухмыльнулся, затем завел руку за спину и достал какой-то странный нож. Он не выглядел как мини-коса. Он совершенно отличался. Более тонкое лезвие и рельефная рукоятка, словно специально сделанная под его длинные пальцы. Я сглотнула, уставившись на лезвие, и затем перевела взгляд на его лицо.
— Закончим с играми, милая, — сказал он. — Я хочу тебя сейчас, — он опустил лезвие к моему сердцу. Я перестала дышать.
— Пожалуйста, — прошептала я. — Ты сказал, что у меня есть….
— Ты очень трогательно умоляешь, но немного переигрываешь, — с издевкой сказал он, скользнув лезвием под мою рубашку. — Ты же не хочешь наскучить мне, Кора?
Часть меня хотела закрыть глаза и позволить ему покончить со мной, но другая не собиралась прятаться. Пусть смотрит мне в глаза, когда будет убивать меня, придурок. Как он может обещать мне дать время и затем передумать? Так он делает? Дает ложную надежду умирающему? Надеюсь, мое лицо будет преследовать его вечность.
Я посмотрела на него, наши взгляды пересеклись, и я приготовилась к боли, которая, разумеется, последует за этим. Но вместо этого, пуговицы на моей рубашке разлетелись по всей комнате, когда он избавился от них одним простым движением. По коже прошелся холодный воздух. Я инстинктивно потянула за края ткани, пытаясь прикрыть себя.
— Ты ведь не будешь это тоже делать, куколка, — предостерег он.
Я снова задержала дыхание, когда кожи коснулось холодное острие ножа. В любой момент я ожидала, что он заберет мою душу этим лезвием. Разве он не указал своей косой на душу Морелло, когда тот замер?
— Сначала я хочу поговорить со своими родителями, — потребовала я. Точнее, это должно было так выглядеть. Мой голос дрожал. Как жалко.
— Сейчас? — лезвие придвинулось к сердцу.
— Да. Попро…попрощ… — на глаза набежали слезы, и я не могла закончить слово. Я не хотела, чтобы он их видел, и закрыла глаза, приготовившись. И снова боль не последовала. Я открыла один глаз, потом второй.
