— Сейчас от пупа налево. У вас что?
— Бронхит, наверное.
— Угу. Ну, вы там — нашли селезенку?
— Нет, пропала селезенка!
— Ну и черт с ней! Ешьте пирамидон. Вам чего?
— Я же говорил: бронхит у меня.
— Как! Это все еще вы? Товарищ, проходите, дайте и другим лечиться! Вы?
— Живот болит.
— Ну и что? Может, у меня самого болит живот, я же к вам не пристаю, — так?
— Доктор! Из седьмой амбулатории…
— Скажите: уже уехал! Бегу!
— Доктор, я третий раз прихожу и…
— Если можете раздеться на ходу, я вас у остановки трамвая осмотрю. Нет, больше восьми человек по пути я не могу принять!.. Скорее, скорее идите… Мало ли что задыхаетесь!.. А я, думаете, не задыхаюсь?!
Недавно тут у нас на постройке заговорили о вежливости. Кажется, это вышло потому, что как раз перед этим шоферы очень нехорошо бранились в конторе из-за расчетов. Товарищ П. С. Чоботов высказался, как сейчас помню, так.
— Конечно, — говорит, — какому-нибудь лорду или маркизу там при капитализме, ему легко соблюдать хороший тон. Еще бы! Он со всеми вежливый, вежливый, потом, может быть, быстро хамнет какому-нибудь лакею, тем самым себя утешит и опять со всеми вежливый… Нет, этого бы маркиза перекинуть на снабженческую работу!
— Или на транспортную, — вставил К. П. Скиселев, заведующий гаражом. — С шоферами разговаривать.
— Угу. У нас хороший тон надо понимать диалектически, — продолжал Чоботов.
— Что значит «диалектически», товарищ Чоботов?
— Давайте конкретно: вот, например, завтра я должен идти в Горкомпромэлектробанк и просить денег. Так разве тут одним хорошим тоном обойдешься? Тут надо пять тонов переменить!
— Ну уж и пять! — недоверчиво сказал я.
— А чем сомневаться, вы бы прошли со мной завтра утречком в банк и посмотрели бы, какие приходится применять тоны и стили. Как вот художники говорят — целая палитра!..
— Ну что ж… Я пойду посмотрю на вашу палитру! — отозвался лично я.
Утром встретились мы с Чоботовым у подъезда банка. Вошли.
П. С. Чоботов со значением глянул на меня и даже палец поднял: дескать, наблюдай! Затем он направился к кабинету директора. У дверей стоит курьерша, никого не пропускает. А народу, посетителей — тьма. П. С. Чоботов подходит вплотную к пожилой курьерше, небрежно кивает ей головой и спрашивает:
— Там?
— Там, — отвечает курьерша.
— Занят?
— Занят. Никого не велел пускать.
— Правильно. Ты никого и не пускай, слышишь?
— Слышу. Я и то — никого.
— Никого! Что бы ни говорили, стой — и никаких! Премировали тебя или нет?
