— Вот! Вот оно! Пожалуйста! Говорила, что от этих Липкиных добра не ждать. Вот!
— От каких Липкиных? — спросил морщась Копунов.
— Да от новых жильцов. Сама сейчас поставила свой стол на кухню, а наш столик подвинула вот настолько!..
И Анна Федоровна отмерила руками метра полтора.
— Вре-ошь?!
Копунов, рассердившийся сразу и на жену и на соседей, ринулся на кухню. Здесь он пнул ногой новенький столик, покрытый кремовым лаком, с изящными пластмассовыми ручками на каждой створке, и пригрозил кулаком новой жиличке. А когда явился невысокий и чернявый муж этой новой жилички — Липкин, то Копунов наговорил ему такого, что Липкин спасовал и скрылся к себе в комнату, захвативши и свой столик.
Победа была полная.
Победа, значит, была вечером, а утром на работе у Копунова внезапно разболелся зуб. Зуб вел себя по всем правилам зубного своего ехидства: сперва поныл, потом под влиянием горячего чая отпустил, притаился, а через полчаса опять начал ныть и отдавать в соседние зубы, в десну и даже частично в нос.
С трудом Копунов доплелся до ближайшей амбулатории. Как была произведена запись в окошке регистрации, как он сидел в приемной, ожидая своей очереди в кабинет, — Копунов не помнил. Опомнился только в кабинете врача, севши в высокое кресло с откидным подголовником.
Над Копуновым наклонилось небольшое чернявое лицо, окаймленное лацканами белого халата. Лицо показалось почему-то знакомым. Не раздумывая над этим обстоятельством, Копунов широко раскрыл рот и показал пальцем на больной зуб:
— Уоот уон пвоквятый!..
— Как же это вы так запускаете? Ай-ай-ай! — сказал врач.
И голос этот Копунов тоже как будто уже слышал. Впрочем, сейчас было не до того…
А доктор, взяв в руки металлическую палочку, легонько ударил ею по больному зубу:
— Чувствуете?
— Ой-ой! Ы-ы-ы!.. — простонал Копунов и с мольбой поглядел на доктора. И вдруг признал его: в белом халате у зубоврачебного кресла стоял новый жилец Липкин, которого Копунов вчера так нехорошо обругал и выгнал из кухни!
Копунов похолодел.
«Кончено!.. — подумал он. — Попался я… Теперь он мне пропишет!..»
Переменив инструмент, доктор сказал:.
— А ну, раскройте рот!.. Та-ак… Зубы разожмите…Сейчас мы тебе покажем!..
«Кому покажем? — горько подумал Копунов. — Зубу или мне?»
А уже в рот ему въехала страшная вертящаяся игла и врезалась в зуб. Копунов завыл странным мычащим звуком — как глухонемой. А в голове у него проносилось:
«Мерзавец!.. Вот мерзавец!.. Разве ему было так уж больно, когда я выкидывал его столик?.. Ведь то столик, а то — мой собственный зуб!..»
