«Родственные души» и другие рассказы | страница 49
— Доча! Поди-ка посмотри, — из-под земли слышен дедушкин голос.
Таля сначала пугается, потом понимает: голос из погреба. Спускается по ступенькам в погреб — дед лежит на лежанке, прячется, старый, от жары, иногда и ночью спустится, поспать часок в прохладе. Смотрит Таля: ах! На ноге у деда змея!
— Не бойся, донюшка! Вишь, пятнышки желтые на височках? Как ушки? То ужик!
Лег дед подремать в прохладе, чувствует: нога заледенела. Только что жарко было, и вдруг так нога заледенела... Приподнялся —уж на ноге лежит, тоже дремлет. Дед его стал сгонять, а он недовольный, шипит. Сполз, а сам так возмущенно на Федора поглядывает: дескать, только пригрелся, а ты мешаешь! Резко запахло чесноком — есть такая старая дурная привычка у испуганных ужей.
В следующий раз дед не стал прогонять ужа, только сдвинул немного в сторону: обоим места на лежанке хватит! И стали они вместе в погребе отдыхать, привыкли друг к другу постепенно.
Дед с рыбалки придет, своему знакомцу мелких рыбок принесет. Ужи — полезные: мышей лучше кошек ловят.
Сироты
Когда пришли красные, деда уже не было в живых. Слава Богу, не увидел старик того, о чем писал Уинстон Черчилль: «Ни к одной стране судьба не была так жестока, как к России. Ее корабль пошел ко дну, когда гавань была... в виду... Все жертвы были уже принесены, вся работа завершена. <...> Самоотверженный
порыв русских армий, спасший Париж в 1914 году... брусиловские победы; вступление России в кампанию 1917 года. Непобедимой, более сильной, чем когда-либо. <...> Держа победу уже в руках, она пала на землю...»
Слава Богу, не увидел старик и как Полину поставили к стенке, требуя отдать золото. Молчала, знала: покажи казан — потребуют еще и еще, ничему не поверят. Да и не помнила, где закопал дед монеты: сад огромный — попробуй найди!
Когда Полину поставили к каменному забору и стали стрелять вокруг нее на глазах у детей, Таля увидела странную тень из прошлого, и тень эта имела до боли знакомые очертания: высокая сгорбившаяся фигура с привычной суковатой палкой в руках.
И не одна она увидела эту тень, Топаз, как раньше по сигналу хозяина, выбежал из конюшни, бросился на чужаков как верный пес, кусал, бил копытами, смертельным ударом в голову уложил главного мучителя и принял пулю в свою старую грудь, защищая внуков и правнуков старого есаула.
Потрясенные странной гибелью вожака от копыт дряхлого коня, чужаки исчезли со двора так же быстро, как появились, а Полина прожила после этого только два дня. Таля лежала в горячке от пережитого и не поняла, отчего умерла мамка: от ран или от потрясения.
