. Сарай тут же заполнился дымом, едким-преедким, будто шуба горит. Я не выдержал, отпрянул, чтобы не закашляться. И вовремя, потому что Венцель выскочил наружу.
– Тебя он не приметил?
– Нет. Только он закурил, из сарая раздался кошачий крик. Страшный, истошный, душераздирающий. Кассир ему очень обрадовался, аж разулыбался от счастья, видимо, предсмертные вопли ему слаще всякой музыки.
– Предсмертные? Думаешь, он кошку сжег?
– Не думаю, уверен. Потому что запах жженой шерсти и этот крик…
– А где он кошку взял? В какой момент? Ты ведь не упускал его из виду…
– Как где? С собой принес, в пакете.
– В пакете? Он что, шевелился по дороге? Ты не говорил.
Фрелих задумался. Потом решительно заявил:
– Нет. Точно нет. Не шевелился. Я бы заметил.
– Но кошка не кукла. Она бы пакет в клочья изодрала.
Фрелих снова задумался:
– Понял. Венцель ей снотворного дал.
– Кошке? – с ехидством уточнил Крутилин.
– Значит, хлороформом усыпил. Помните кота княгини Тарусовой[5]…
– Помню, – пробурчал Иван Дмитриевич. – Дальше-то что было?
– Самое страшное. Позвольте, еще налью. Чесслово, страшно вспоминать.
Крутилин плеснул агенту сам. Немного, чтобы не развезло.
– Когда животное замолкло навсегда, кассир обратно в сарай зашел. И тут я услышал дьявола…
– Кого?
– Голос его на змеиный похож. Так же шипит, только громко, очень громко, слышно на весь квартал.
– И что дьявол говорил?
– Я от страху не разобрал. Стоял, не в силах пошевелиться, будто гвоздями меня к земле прибило. Счет времени сразу потерял, казалось, что я туточки уже день, а может, всю неделю стою. Очнулся, только когда кассир из сарая вышел. На физии его читалось, как он доволен собой. Я проводил его до парадной, потом вернулся на Пантелеймоновскую, отыскал старшего дворника, показал удостоверение и опросил. Выяснил, что Венцель арендует сарай с середины ноября.
– Для каких целей?
– Для научных опытов.
– Значит, так… Завтра снова топаешь за Венцелем…
– Нет, Иван Дмитриевич, нет.
– Что значит нет? Это приказ.
– Умоляю, отпустите ради Христа. Брата перед концом света хочу повидать. Помните, о нем рассказывал? В Екатеринбурге служит в золотосплавильной лаборатории. Двадцать лет не виделись. Дозвольте обнять напоследок…
– Какой такой конец света? С ума, что ли, сошел?
– Наоборот – прозрел. И вас заклинаю прозреть. Я ведь и сам вчера счел Петра Петровича душевнобольным, хихикал над ним, когда домой провожал и слушал его рассказ. А сегодня убедился: прав он, прав. В одном только Петр Петрович ошибся: Венцель не с чертями, с самим Сатаной знается. А кошек сжигает, чтобы знак Сатане подать. Мол, прибыл на место, готов к злодеяниям. Умоляю вас, отпустите к брату. И сами тоже хватайте семью в охапку и бегите куда глаза глядят.
