Старший агент Фрелих будто подслушивал, зашел, как только Крутилин дернул за сонетку.
– Проводишь Петра Петровича домой?..
– Не надо, сам сюда, сам и обратно, – запротестовал старичок.
– Проводишь Петра Петровича домой, – перекричал его Крутилин. – Хорошенько запомнишь его соседа. Потому что завтра весь день топаешь за ним. Задача – выяснить, почему от него по вечерам пахнет жженой шерстью. Все понятно?
Фрелих гаркнул:
– Так точно, – но сам не спускал с начальника глаз, надеясь, что тот подмигнет. Ведь с первого взгляда ясно, что старичок не в ладах с головой.
Но Крутилин подмигивать не стал, напротив, протянул сбрендившему руку:
– О результатах расследования, Петр Петрович, непременно сообщу.
Старик от счастья попытался руку облобызать, но начальник сыскной не позволил.
В субботу Фрелих появился лишь в восемь вечера:
– Иван Дмитриевич, вы знаете, я в нечистую не верю, – затараторил он с порога. – Вернее, не верил. Но теперь… Спаси Господи мою душу…
– Шо случилось? Да ты садись, садись.
Сам Крутилин, наоборот, встал, подошел к несгораемому шкафу, где держал спиртное. Нет, пьяницей он не был, но иногда требовалось успокоить нервы: и себе, и подчиненным, иной раз допрашиваемым. Иван Дмитриевич достал из шкафа начатый полуштоф[2]. В стакан, предназначавшийся подчиненному, налил щедро, себе плеснул на донышко.
– Рассказывай.
– Благодарствую. – Фрелих жадно выпил, занюхав воротником. – Согласно вашего поручения, с утра вел кассира от дома на Моховой. Венцель пешком дошел до банка. Внутрь за ним я не рискнул, чтобы не приметил. Ждал его весь день на набережной.
– На набережной? – усомнился Крутилин.
Чай, не лето на дворе, зимушка-зима.
– Ну почти… Там трактир…
– Понятно.
– Нет, такого-сякого… – Фрелих указал на стоявший перед ним стакан, – ни-ни. Только чай.
Даже если и выпил агент рюмку-другую, беда не велика. Но на всякий случай Крутилин погрозил Фрелиху пальцем. Тот продолжил доклад:
– Ровно в пять пополудни Венцель вышел из банка, держа в руках большой бумажный пакет. В такие в лавках овощи кладут. Опять пошел пешком. Я снова за ним. На Пантелеймоновской[3] свернули во дворы. Кассир подошел к одному из дровяных сараев, открыл ключом замок и зашел внутрь. Я огляделся – во дворе никого. Подбежав к сараю, нашел меж досками щель и прильнул.
– И шо увидел?
– Луженую лохань из котельного железа. В нее кассир бросил бумажный пакет, что принес с собой, плеснул на него из бутылки и чиркнул серником
