Для исторического понимания германской расы, кроме чистоты, необходимо рассмотреть ее многообразие, второго такого примера в истории нет. В мире растений и животных в родах одного семейства и среди видов одного рода обнаруживается очень различная «пластичность»: у одних форма как будто окаменела, как будто все индивидуумы отлиты в одной и той же железной форме, у других наблюдаются колебания внутри узких границ, у третьих (вспомним только о собаках) многообразие форм бесконечно, рождается все новое, такие существа постоянно отличаются склонностью к бесконечной гибридизации, из которой затем возникают все новые, и при инцухте (см. с. 272 (оригинала. — Примеч. пер.)) — чистые расы. Они напоминают германцев — их пластичность удивительна, и скрещивание между различными видами племен обогатило мир новыми благородными человеческими образцами. Напротив, древний Рим был проявлением внешней концентрации как в политике,>243 так и в интеллектуальном отношении: городские стены — границы Отечества, неприкосновенность права — границы духа. Эллинизм, духовно бесконечно богатый, богатый даже в образовании диалектов и племен с особыми обычаями, намного ближе к германизму. Арийские индийцы с их удивительной способностью постоянно создавать языки и ярко выраженным партикуляризмом также проявляются близкородственными. Для этих двух типов людей, видимо, просто не сложилось исторических и географических условий, чтобы подобно германцам пережить мощное единое и одновременно многообразное развитие. Однако это относится к области гипотез — факт в том, что пластичность германизма является единственной и несравненной в мировой истории.
Небезынтересно заметить — даже если из боязни исторического философствования я сделаю это лишь попутно, — что характерный, неистребимый индивидуализм истинных германцев совпадает с этой расположенностью «к пластичности» расы. Новый род предполагает возникновение новых индивидуумов. То, что постоянно существует готовность появления нового рода, доказывает, что постоянно существуют особые, отличающиеся от других индивидуумы, в нетерпении грызущие узду, которая сдерживает свободу развития их оригинальности. Хочу утверждать: каждый значительный германец есть virtualiter, отправная точка нового рода, нового диалекта, нового мировоззрения.>244
Тысячи и миллионы таких «индивидуальностей», т. е. настоящих личностей, создали новый мир.>245
Так мы признаём германцев создателями и признаём правоту Якоба Гримма, утверждавшего, что «глубочайшее заблуждение» думать, что что–то великое может появиться из «бездонного моря всеобщности, универсальности».
