Это было настоящей битвой в государстве.
И кто это понимает, должен признать, что Рим оказался побежден по всей линии. Католические государства постепенно эмансипировались так же, как и другие. Во всяком случае, они отказались от важных привилегий в отношении инвеституры епископов и т. д., но не от всех, зато религиозная терпимость большинства зашла так далеко, что они признавали многие вероучения одновременно как государственную религию и выплачивали денежное содержание своим священнослужителям. Большего противопоставления римскому идеалу трудно найти. Отсюда с точки зрения государства статистика по поводу «католиков» и «протестантов» сегодня не имеет значения. Этими словами высказывается почти только вера в определенные непостижимые таинства, и можно утверждать, что великая практическая и политическая мысль Рима той просвещенной религией абсолютной империи точно так же неизвестна преобладающему большинству современных католиков, а если бы была известна, нашла бы среди них так же мало одобрения, как и у некатоликов. Естественным следствием этого — только этого, — является исчезновение религиозных противоположностей,>226 потому что как только идеал Рима стал Credo, он оказался на той же ступени, что и другие христианские секты: каждая считает себя обладательницей единственной и всей истины. Ни одна, насколько мне известно, не отказалась от понятных католических представлений. Различные протестантские учения не являются чем-то принципиально новым, но возвращаются к более раннему состоянию христианской веры, отбрасывают проникновение язычества, очень небольшое количество сект не признает так называемый апостольский Символ веры, который произошел не из Рима, но из Галлии, т. е. был введен императорством, а не папством.>227 Итак, римская церковь, если рассматривать ее как религиозное вероучение, является в лучшем случае prima inter pares, и уже не может назвать сегодня своими половину христиан, и если не произойдет изменений, через сто лет едва ли будет насчитывать треть.>228 Даже если, в подражание римским взглядам, Лютер, в отличие от Эразма, учил принципиальной нетерпимости, а Кальвин разъяснял, что «jure gladii coercendos esse haereticos», мирянин–дилетант, живущий в светском государстве, никогда этого не поймет и не примет, независимо от того, к какой конфессии он принадлежит. Наши предки не были нетерпимыми, мы тоже — не от природы. Нетерпимость происходит только от универсализма: кто стремится к внешней безграничности, должен проводить внутренне все более узкие границы. Евреев, которых хотят назвать прирожденными вольнодумцами, убедили, что они обладают всей нераздельной истиной, а вместе с ней правом на мировое господство: для этого они должны принести в жертву свою личную свободу, сковать свои дарования и взрастить в сердце вместо любви ненависть. Фридрих II, вероятно, наименее ортодоксальный император из всех, тем не менее, увлеченный мечтой римской универсальной империи, распорядился, чтобы объявить всех еретиков подлыми и вне закона, их имущество конфисковать, их самих сжечь или в случае отречения подвергнуть пожизненному заключению. В то же время тех князей, которые нарушили его предполагаемые императорские права, лишали зрения и закапывали живыми в землю.
