До сих пор я был вынужден изображать эту борьбу в определенной степени ä rebours, именно из–за раздробленности и непоследовательности северян по сравнению с их единым противником. Кроме того, это были лишь намеки, они как комары: стоит включить свет, они тысячами влетают в окно. Поэтому и здесь, для дополнения набросков о борьбе между Севером и Югом, хочу привести только двух человек в качестве примера: реального политика и идеального политика, оба ревностные теологи в час досуга и восторженные чада римской церкви всех времен — я имею в виду Карла Великого и Данте.>127
Если кто-либо приобрел себе право оказывать влияние на Рим, то это был Карл. Он мог бы уничтожить папство, но вместо этого он спас его и на тысячу лет возвел на престол. Он, как никто до него или после него, не обладал властью окончательно отделить от Рима по крайней мере немцев. Он сделал противоположное тому, что не смогла империя во всем ее блеске, и присоединил их всех до одного к «священной» «римской» империи.
Этот столь ревностный, усердный римлянин был тем не менее добрым германцем, и ничто не было ближе его сердцу, как стремление сверху донизу реформировать эту Церковь, которую он высоко ценил как идеал, и вырвать ее из лап язычества. Он направляет папе довольно грубые письма, в которых полемизирует о чем только возможно и называет признанные Церковью соборы ineptissimae synodi. От святейшего престола (папской курии) его заботливость простирается до исследования, сколько наложниц содержат сельские священники! Он стремится к тому, чтобы Священное Писание, которое под влиянием Рима было почти совсем забыто, вновь стало известно священникам или по крайней мере епископам. Он строго следит за тем, чтобы вновь были введены проповеди, причем так, «чтобы их мог понимать народ». Он запрещает священникам продавать освященный елей в качестве волшебного средства. Он постановил, что в его империи нельзя призывать новых святых и т. д. Короче говоря, Карл показал себя как германский князь в двух отношениях: во–первых, он, а не епископ, также не римский епископ являются господами в своей Церкви, во–вторых, он стремится к свойственному индоевропейцам осознанию религии. Наиболее наглядно это проявилось на примере спора об иконах. В известном направленном папе libri Carolini Карл осуждает иконоборчество и точно так же поклонение иконам. Иметь изображения в качестве напоминания или украшения допустимо и хорошо, считает он, но совершенно не имеет значения, есть они или нет, и уж ни в коем случае иконы нельзя почитать, не говоря уж о том, чтобы им молиться. Здесь Карл вступил в противоречие с учением и практикой римской церкви, причем вполне сознательно, отвергая решения Синода и авторитет Отцов Церкви. Были попытки, в том числе в современных историях Церкви, представить дело как недоразумение. Греческое слово proskynesis было ошибочно переведено как adoratio, что ввело Карла в заблуждение и т. д. Но основная проблема заключается не в казуистической разнице между adorare, venerari, colere и т. д., которая и сегодня играет такую большую роль в теории и такую маленькую на практике, — здесь противостоят два мировоззрения. Папа Гре- гор II учил: «Определенные иконы являются чудотворными»,
