Лишь спустя столетия эта разница выровнялась. Есть еще одно обстоятельство. Если раньше в своей борьбе только зарождавшаяся римская церковь должна была завоевать для своего дела авторитет императора, то сейчас это была организованная, мощная иерархия, в авторитете которой никто не мог сомневаться без опасности для жизни. Короче говоря, борьба изменилась и велась в других условиях. Действительно: борьба между Востоком и Западом закончилась тысячу лет назад, Мо- хаммед подавил ее. Схизма осталась как кенотаф (надгробный памятник. —
Примеч. пер.) не как живое учение.
Напротив, борьба между Севером и Югом продолжается в наше время и бросает угрожающую тень на наше ближайшее будущее.
В чем состояло это возмущение Севера, я уже имел возможность упомянуть в общих чертах в конце четвертой главы, а также в начале и конце шестой главы.>112 Здесь необходимо только краткое дополнение.
Вначале замечу, что я использовал выражение «Север», потому что слово «германизм» не соответствовало бы явлению или в лучшем случае являлось бы очень смелой гипотезой. Противников государственного и церковного идеала, воплотившегося в Риме, мы встречаем везде и во все времена. Движение начинается лишь после того, как приходит с Севера, поскольку здесь, в славянокельтогерманстве, у наций было единство чувств и мыслей, в то время как в хаосе лишь случайно могла родиться отдельная личность, свободолюбивая и с внутренним религиозным чувством.
Однако то, что можно назвать «протестантскими» убеждениями, встречается уже с давних времен: не та ли это атмосфера, которой дышит каждая строка евангельского повествования? Можно представить себе апостола свободы Послания к Галатам склонившим голову, потому что pontifex maximus на курульном кресле огласил какое-либо догматическое решение? Не читаем ли мы в знаменитом письме анонима Диогену, из древнейших христианских времен: «Невидима религия христиан?»>113 Ренан пишет: «Первые христиане — наименее суеверные люди... у них нет ни амулетов, ни священных изображений, ни предметов, которым они бы поклонялись».>114 Рука об руку с этим идет большая религиозная свобода. Во II веке Цельс свидетельствовал, что христиане сильно отличаются друг от друга своими толкованиями и теориями, и едины только в одном: «Иисусом Христом мир рас- пялся мне, а я миру!»>115 Сокровенная сущность религии, значительное упрощение ее внешних проявлений, свобода индивидуальной веры, таков характер раннего христианства вообще, это не позднейшее, выдуманное германцами преображение. Эта свобода была так велика, что даже на Западе, где изначально господствовал Рим, на протяжении столетий каждая страна, часто каждый город со своим приходом имели свой собственный символ веры.
