Все унаследованные миром открытия, изобретения и мысли у египтян привели к мертвой иератической науке в соединении с совершенно практической, лишенной фантазии, добросовестной религией, у финикийцев — к торговле и идолопоклонству, у их соседей эллинов те же самые импульсы привели к науке и культуре без того, чтобы цивилизация была в убытке в своих требованиях. Только эллины обладали той многосторонностью, той законченной пластичностью, которая нашла свое художественное выражение в произведениях искусства, они заслуживают восхищения и поклонения как никто другой, только они могут служить образцом — не для подражания, но для побуждения. Римляне, которых мы вспоминаем в школе одновременно с эллинами, развиты едва ли не более односторонне, чем индийцы: если у этих культура постепенно поглотила все жизненные силы, то у римлян политическая забота — дело правового образования и дело сохранения государства — с самого начала подавила все иные дарования и склонности. Выполнение своей цивилизаторской задачи настолько поглощает его, что не остается сил ни на знания, ни на культуру.
>286 На всем протяжении своей истории римляне ничего не открыли, ничего не изобрели. Здесь мы вновь видим действие уже упоминавшегося таинственного закона корреляции между знанием и культурой. Потому что когда они обрели господство над миром и начали ощущать пустоту своей культурной жизни, было слишком поздно: бурлящий источник оригинальности, т. е. свободного творчества, был полностью засыпан.
Еще и сегодня его мощный, односторонний политический труд достаточно тяжело давит на нас и склоняет нас придавать политическим вещам главное и самостоятельное значение, которого они не имеют и присваивают себе только в ущерб жизни.
На этом небольшом обходе через Китай и Шумеры до Рима, думаю, мы достигнем достаточно четкого представления о нашей собственной личности и ее развитии. Безбоязненно мы можем сказать: только германцы могут сравниться с эллинами. Здесь также заметной и отличительной чертой является одновременное и равноценное развитие знаний, цивилизации и культуры. Этот всесторонний охват наших способностей и склонностей отличает нас от всех современных и от всех предшествовавших видов людей, за единственным исключением — эллинов; факт, который, заметим между прочим, позволяет предполагать наше близкое родство с ними. Именно поэтому очень большое значение имеет сравнительное отличие. Так, например, мы можем утверждать, что у греков культура была преобладающим элементом: они имеют самую совершенную и оригинальную поэзию (из которой произошло все остальное искусство) к тому времени, когда их цивилизация еще несет на себе печать любви к роскоши, ощущения прекрасного, но и несамостоятельности и варварства, а их жажда знаний едва пробудилась. Позднее у них внезапно начнется славное развитие именно науки, причем в тесном, счастливом соединении с высоким мировоззрением (опять корреляция!) По сравнению с такими несравненными достижениями цивилизация у эллинов решительно отстает. Конечно, Афины были фабричным городом (если это выражение не задевает наш слух), и не подарили бы миру Фалеса и Платона, если бы эллины как экономисты и предприимчивые хитрые торговцы не приобрели богатство и вместе с ним праздность. Они абсолютно практичные люди. Но в политике — без которой ни одна цивилизация не может существовать долго — они не показали выдающихся талантов, как римляне. Право и государство были у них игрушкой в руках честолюбцев. Не следует также забывать симптом прямо антицивилизаторских мер самого прочного греческого государства, Спарты. У нас, германцев, все было значительно иначе. Конечно, и наша политика до сегодняшнего дня осталась несколько тяжеловесной, грубой, неловкой, но мы проявили себя как самые бесподобные создатели государства в мире, что дает право предполагать, что здесь, как и во многих других вещах, помехой скорее было навязанное подражание, чем отсутствие способностей. «Кому рано посчастливится осознать самого себя без чужих форм в чистой взаимосвязи?» — вздыхает Гёте.
