Этого не могли даже эллины, а мы намного меньше. Лучше, поскольку наши способности в экономической области (торговле, ремеслах, несколько меньше, наверное, в сельском хозяйстве) развивались более независимо и достигли небывалого расцвета; точно так же последующая индустрия. Могут ли сравниться финикийцы и карфагеняне со своими жалкими разработками и караванами с Союзом рейнских или ломбардских городов, где подают друг другу руки ум, прилежание, изобретательность и честность?
>288У нас цивилизация образует — все области собственно цивилизации — центр: хорошая черта характера, если она обещает быть постоянной, вызывающая некоторые сомнения, если скрывает опасность «стать китайцами», опасность, которая могла бы стать реальной, если бы негерманские элементы одержали у нас когда-нибудь победу,>289 так как сразу же наша жажда знаний была бы поставлена на службу простой цивилизации и таким образом — как в Китае — быть в плену вечной стерильности. Единственно, что нас защищает от этого, что придает нам достоинство и величие, бессмертие, даже, как говорили древние греки, божественность — это наша культура. Но в наших талантах ей не принадлежит преобладающее значение, какое принадлежало в эллинизме. О последнем отсылаю к первой главе. Никто не сможет утверждать, что у нас искусство создает жизнь, или что философия (в благородном смысле как мировоззрение) занимает такое же место в жизни наших ведущих людей, как в Афинах, тем более как в Индии. Самое плохое заключается в том, что склонность к культуре, которая, судя по многочисленным проявлениям славяно-кельто-герма- низма, является у нас самой развитой (с одновременно достаточной заменой тому, чем большинство из нас возмещает художественный и метафизический талант, — я имею в виду религию), никогда не была в состоянии сорвать смирительную рубашку, которая, сразу же при вступлении германцев в мировую историю, была навязана недостойными руками хаоса народов. В лице Иисуса Христа в мир вступил абсолютный религиозный гений: никто не смог так воспринять божественный голос, как германцы. Все германцы были главными распространителями Евангелия в Европе, и весь германский народ сразу же обращается, как показывает уже пример грубых готов (с. 513 (оригинала. — Примеч. пер.)), к словам Евангелия, чуждаясь всяких глупых суеверий (о чем свидетельствует история ариан). И, несмотря на это, Евангелие скоро исчезает и его голос замолкает, потому что дети хаоса не хотят расстаться с кровавой заменяющей жертвой, которую лучшие умы среди эллинов и индийцев уже давно преодолели, а выдающиеся пророки иудеев высмеивали за много столетий. К тому же добавляется различное каббалистическое колдовство и материальные метаморфозы из позднего нечистого Сирио–Египта: и все это, украшенное и дополненное иудейской хроникой, стало теперь «религией» германцев! Даже Реформация не сбросила ее и тем самым вступила в неразрешимое противоречие сама с собой, которое суть ее значения переносит в чисто политическую область, т. е. в класс чисто цивилизаторских сил, в то время как с точки зрения культуры она приводит не далее, чем к непоследовательному одобрению (спасение верой — и в то же время сохранение материалистических суеверий) и фрагментарному отрицанию (отбрасывает одну часть догматических примесей, сохраняет другие).
