Основания девятнадцатого столетия | страница 117



Доказывать необходимость церквей — то же самое, что при­носить сов в Афины. Но не будем поэтому сомневаться, что мы нащупали самую болезненную точку политики, которая осо­бенно внушает тревогу. Иначе она могла совершить многие и часто убийственные ошибки, здесь же искушение приближа­ется к самому большому из всех кощунств, собственно «согре­шению против Святого Духа», а именно насилие над внутренним человеком, похищение индивидуальности. Миро­воззрение я поместил вместо философии, потому что «любить мудрость» — это бледное и холодное греческое выражение, а нужны цвет и жар. Что такое мудрость? Мне, очевидно, не при­дется приводить пример Сократа и пифий для обоснования от­каза от греческого слова. Немецкий же язык здесь, как часто бывает, бесконечно глубок, он вскармливает нас хорошими мыслями, вливая их в нас, как материнское молоко в ребенка. «Мир» первоначально означает не землю, не космос, но челове­чество.>273 Если взор окидывает пространство, за ним следует мысль, подобно эльфам, которые, оседлав лучи, без труда пре­одолевают любое расстояние. Человек же может познать толь­ко самого себя, его мудрость будет всегда человеческой мудростью, его мировоззрение, как бы оно ни стремилось охва­тить макрокосм, всегда останется микрокосмическим изобра­жением в мозгу отдельного человека. Первая часть этого слова — «мировоззрение» — властно отсылает нас к нашей че­ловеческой природе и к ее границам. Об абсолютной «мудро­сти» (по греческому рецепту), о каком-либо незначительном абсолютном знании не может быть речи, только о человеческих знаниях, о том, что считали известным различные люди в раз­личные времена. Что же такое человеческое знание? На это дает ответ немецкое слово: чтобы заслужить название «знание», оно должно быть воззрением, представлением. Как сказал Артур Шопенгауэр: «Действительно, вся истина и вся мудрость за­ключаются в конце концов в воззрении». Поэтому для относи­тельной ценности мировоззрения важнее сила шдения, чем абстрактная сила мышления, правильность перспективы, жи­вость изображения, его художественные свойства (если можно так выразиться), чем количество увиденного. Разница между увиденным и знаемым подобна разнице между картиной Рем­брандта «Пейзаж с тремя деревьями» и фотографией этих же деревьев. Но этим не исчерпывается мудрость, заключенная в слове «мировоззрение», потому что санскритский корень слова «смотреть» означает «сочинять»: как в примере с Рембрандтом, смотреть — это далеко не пассивное восприятие впечатлений, но активная деятельность личности. В воззрении каждый чело­век поневоле поэт, иначе он ничего не «зрит», а механически отражает увиденное, как животное.