собственная деревня, неприкосновенность дома («ту home is ту castle» («мой дом — моя крепость» — так же, как в Риме), круг семьи, наконец, возвращение в самый центр индивидуума, осознание обязательного одиночества, выступает навстречу миру явлений как незримая, самостоятельная сущность, высший господин свободы (как у индийцев). Сила собирания, проявляющаяся в других областях, таких как деление на маленькие графства, как ограничение «предметом» (будь то наука или промышленность), как сектантство и школьное образование (как в Греции), как тончайшее поэтическое влияние, эффект, например, гравюра на дереве, на металле, камерная музыка. В характере эти противоположные склонности, обусловленные индивидуальностью расы, означают предприимчивость в соединении с добросовестностью, или же — при попадании на ложный путь — спекуляции (биржа или философия, не имеет значения) и мелочная педантичность и малодушие.
Моей целью не является исчерпывающее изображение германской индивидуальности. Все индивидуальное, как бы четко и несомненно оно не было узнаваемо — неисчерпаемо. «Лучшее не объяснишь словами»,—говорит Гёте. И если личность—это высшее счастье детей Земли, то поистине индивидуальность определенного вида людей — «лучшее», потому она несет все отдельные личности, как поток несет корабль, и без которого (или если этот поток слишком неглубок, чтобы играючи поднять великое) самый значительный характер терпит крушение и переворачивается вверх дном, неспособный к действиям. Некоторую характеристику германцев мы уже дали в главе 6, кое-что будет добавлено во второй половине настоящей главы, но лишь как идея, как приглашение открыть глаза и увидеть.
Уже взгляд на то, что создали германцы, весьма поучителен. Это могло бы быть моей задачей в данной главе. Постепенное «возникновение нового мира» означало бы изобразить постепенное возникновение германского мира. По моему мнению, главное для решения при постановке и обосновании этой большой теоремы о том, что новый мир является специфически германским, уже произошло. Признание этого имеет настолько важное, настолько решающее значение для понимания прошлого, настоящего и будущего, что я хочу еще раз сделать краткое обобщение.
Цивилизация и культура, вышедшие с Севера Европы и владеющие сегодня значительной частью мира (в различной степени), являются плодом германизма. То, что в них есть негерманского — является либо еще не выделенной чуждой частицей, насильно внесенной в древние времена и находящейся в крови как болезнь, или это чужой товар, плывущий под германским флагом, под германской защитой и с германскими привилегиями, как недостаток нашей работы и развития, который будет плыть до тех пор, пока мы не пустим ко дну эти пиратские корабли. Это дело германизма, несомненно, величайшее из всех человеческих достижений. Оно было создано не иллюзиями гуманизма, но здоровой, себялюбивой силой, не преклонением перед авторитетами, а свободным исследованием, не скромностью, но ненасытной алчностью. Родившись позже всех, род германцев мог использовать достижения предыдущих народов, но это ни в коей мере не свидетельствует о всеобщем прогрессе человечества, но лишь о выдающейся работоспособности определенного человеческого вида, работоспособности, которая, как доказано, постепенно уменьшается вследствие проникновения негерманской крови или же только (как в Австрии) негерманских принципов. То, что господство германизма является счастьем для всех жителей земли, никто не может доказать. С самого начала и до сегодняшнего дня мы видим, как германцы уничтожают целые племена и народы или убивают медленно, деморализуя, чтобы получить для себя место. Германцы только с их добродетелями и без их пороков, как то: жадность, жестокость, предательство, пренебрежение всеми правами, кроме собственного права на господство (с. 503 (оригинала. — Приме
