и т. д. — могли бы одержать победу, этого никто не станет утверждать, но каждый должен согласиться, что именно там, где они были особенно жестоки, например англосаксы в Англии, германский орден в Пруссии, французы и англичане в Северной Америке, закладывались самые высокие и нравственные основы.
Вооружившись различными познаниями, проистекающими из одного центрального, мы могли бы рассмотреть вопрос германцев с пониманием и без предубеждений, каким образом приблизительно с XII века происходило его развитие, когда оно начало приобретать четкие очертания, в его непрерывном натиске, вплоть до сегодняшнего дня. Мы даже смеем надеяться в некоторой степени неопровержимо преодолеть нашей точкой зрения самый крупный недостаток — а именно то, что мы все еще находимся в развитии (следовательно, видим только фрагмент). Однако моя работа относится только к XIX веку. Далее я не буду подробно изображать это столетие, только если более основательно рассмотрю его общие достижения. В данной книге я пытаюсь обнаружить основы действий и ошибочных предположений этого уходящего века, более ничего. Не хотелось бы присваивать себе право сделать лишь набросок истории культуры всего славяно-кельто-германизма до 1800 года точно так же, как и историческое изображение при обсуждении борьбы в религии и в государстве в течение первого тысячелетия. Это не заложено в план данной книги, и я не имею к этому способностей. Я мог бы почти закончить данный том, после того как я четко изобразил самую основную из всех основ — германизм. Я сделал бы это, если бы знал книгу, к которой я мог бы отослать своего друга и коллегу, необразованного читателя, для ориентации о развитии германизма до 1800 года во всеобъемлющем и одновременно индивидуализированном смысле. Но я такой не знаю. То, что политической истории недостаточно, совершенно понятно: это было бы то же самое, как если бы физиолог хотел ограничиться знанием остеологии. Еще менее пригодны для указанной цели появившиеся истории культуры, где поэты и мыслители представлены руководителями, политическим же формам совсем не уделяется внимания. Это значит изображать тело, не учитывая лежащий в основе скелет. Кроме того, наиболее серьезные книги такого рода рассматривают по большей части лишь определенные периоды, такие как XVI и XVII века: «Карл» Грюна, «Ренессанс» Буркхардта, «Столетие Людовика XIV» Вольтера и т. д., или ограниченные области, например, «Цивилизация в Англии» («Civilisation in England») Букле (собственно в Испании, Шотландии и Франции), «Rambaud Civilisation Fran9aise, Henne am Rhyn Kulturgeschichte der Juden» («История культуры евреев»), «Draper Intellectual Development of Europe» («Интеллектуальное развитие в Европе»), «Lecky Rationalismus in Europe» («Рационализм в Европе») и т. д. Литературы очень много, но в ней я не нахожу произведения, изображающего общее развитие германизма как живого, индивидуального организма, у которого все проявления жизни: политика, религия, экономика, промышленность, искусство и т. д. — органически связаны друг с другом. Больше всего моим требованиям могла бы отвечать достаточно подробная «Немецкая история» Карла Лампрехта, но, к сожалению, это только «немецкая» история, рассматривающая только фрагмент германизма. Именно в таком произведении становится понятно, насколько щекотливо смешение понятий «германский» и «немецкий», оно все запутывает. Потому что прямое присоединение немцев к древним германцам заслоняет факт, что не немецкий Север Европы является почти чисто германским в самом узком смысле слова и не замечает, что именно в Германии, в центре Европы, произошло слияние трех ветвей: кельтов, германцев, славян — в результате чего этот народ получил свою особую национальную окрашенность и богатство своих дарований и задатков. Кроме того, теряют из вида преимущественно германский до революции характер Франции и органическое основание очевидного родства между характером и достижениями Испании и Италии в ранние века и Севера. Как прошлое, так и настоящее представляют поэтому загадку. И поскольку нет оценки главных взаимосвязей, невозможно правильно понять жизнь всех тех отдельных людей, которых с такой любовью и пониманием изображает Лампрехт. Многие считают, что его подход охватывает слишком много и поэтому он не нагляден. Но как раз наоборот, ограниченность точки зрения мешает пониманию. Было бы проще изобразить общее развитие германизма коротко и ясно, как одну из составных частей.
