Христос, безусловно, историческая личность, вынужденно включенная в обе системы.
Для иудейского исторического мифа он должен представлять Мессию, хотя никто не пригоден для этого меньше всего. В неоплатоническом мифе он означает летучее, непостижимое становление очевидным абстрактной мысленной схемы — он, моральный гений в высочайшей степени, мощная религиозная индивидуальность, когда-либо жившая на земле!
Однако можно лишь с трудом представить, как в этом хаосе народов могла возникнуть мировая религия без взаимодействия этих двух элементов. Если бы Христос проповедовал индийцам или германцам, действие Его слов было бы другим. Никогда не существовало менее христианское время, — если позволить себе парадокс, — чем те века, когда возникла христианская церковь. В то время нельзя было ждать правильного понимания слов Христа. И все же, когда Он принес в то человечество хаоса и предательства побуждение к религиозному возвышению, как можно было построить для этих жалких людей Храм, не опираясь на еврейские хроники и еврейскую склонность к конкретно-историческому взгляду на все? Эти рабские души, не находившие опоры в себе и в окружающей их жизни истинной нации, воспринимали только что–то ощутимое, материальное, догматически надежное, им был нужен религиозный закон вместо философских рассуждений о долге и добродетели. После многие перешли в иудейство. Но иудейство — неоценимое как сила воли — обладает очень ограниченной семитской творческой способностью. Архитектора необходимо взять откуда-то еще.
Без многообразия форм и изобразительной силы эллинского духа, скажем просто: без Гомера, Платона и Аристотеля, а на далеком заднем плане без Персии и Индии внешнее космого- нически-мифологическое здание христианской церкви никогда бы не стало Храмом охватывающего мир вероучения. Ранние Учителя Церкви опирались на Платона, позднее — на Аристотеля. О глубоком литературном, поэтическом и философском образовании древних Отцов, в частности греческих, можно узнать из истории церкви, можно высоко оценить значение влияния этого образования для основополагающих догматов христианства. Правда, индоевропейская мифология не могла сохранить цвет и жизнь при столь чуждых ауспициях, лишь намного позднее помощь оказало, насколько возможно, христианское искусство. Однако благодаря влиянию эллинского взгляда эта мифология приобрела по крайней мере геометрический и тем самым видимый образ: древнее арийское представление о Триединстве представляет собой искусственно возведенный космический храм, в котором были возведены алтари совершенно новой религии.
