Основания девятнадцатого столетия | страница 108
Исторический критерий
Если мы отбросим ложную картину прогресса и регресса человечества и ограничимся признанием, что наша культура является специфически североевропейской, т. е. германской, у нас появится надежный принцип суждения о нашем прошлом и настоящем и одновременно очень полезный критерий для предполагаемого будущего. Потому что все индивидуальное имеет границы. Пока мы рассматриваем себя как ответственных представителей всего человечества, наиболее рассудительные могут прийти в отчаяние из–за нашего убожества и нашей очевидной неспособности подготовить золотой век. Но одновременно богатые фразами тупицы отодвигают серьезные, достижимые цели и подрывают то, что я хотел бы назвать исторической нравственностью, подсовывая, не видя нашей всесторонней ограниченности и не подозревая о ценности нашего специфического таланта, невозможное, абсолютное: прирожденные человеческие права, вечный мир, всестороннее братство, взаимное проникновение и т. д. Если мы будем знать, что мы, североевропейцы, существуем как определенный индивидуум, ответственный не за человечество, но скорее за свою собственную личность, то мы будем любить и ценить наше дело как свое собственное, мы увидим, что оно далеко не закончено, но еще имеет недостатки и еще далеко не самостоятельно. Нас не соблазнит картина «абсолютного» совершенства, но мы останемся, как хотел Шекспир, верны самим себе и будем делать все возможное скромно, в рамках достижимого для германца. Мы будем целеустремленно защищаться против негерманского и стараться не только распространить нашу империю все дальше на поверхности земли и на силы природы, но непременно подчинить себе внутренний мир, беспощадно повергая на землю и исключая тех, кто к нам не принадлежит, но все же хочет силой овладеть нашим мышлением. Часто говорят, что политика не должна иметь каких-либо сомнений, сомнений не должно быть ни в чем, какие-либо сомнения — преступление против себя самого, сомнения — это солдат, бегущий с поля боя. Священная обязанность германцев — служить германизму. Это дает историческое мерило ценностей. Во всех областях мы будем признавать и почитать самыми великими тех людей и самыми значительными те дела, которые успешнее всего развивали специфически германскую сущность или сильнее всего поддерживали господство германизма. Только так мы приобретем ограничивающий, организующий, полностью положительный принцип суждения. Приведу всем известный пример: почему великий Байрон, несмотря на восхищение его гением, имеет для каждого истинного германца что–то отталкивающее? Тройчке (Treitschke) ответил на этот вопрос в своем великолепном эссе: «потому что в этой богатой жизни мы нигде не встречаем мысль о долге». Это отвратительная негерманская черта. Его любовные приключения, однако, нас нисколько не шокируют, в них проявляется истинная раса. С удовлетворением мы видим, что Байрон, в отличие от Вергилия, Ювеналия, Лукиана и их современных подражателей, был необуздан, но не фриволен. К женщинам он относится по-рыцарски. Мы приветствуем это как признак германского своеобразия. В политике эта точка зрения также оправдает себя. Например, мы будем хвалить князей, когда они выступают против притязаний Рима — не потому, что нас побуждают к этому догматически-религиозные предубеждения, но потому, что в каждом отрицании международного империализма мы должны видеть продвижение германизма. Мы их порицаем, когда они прогрессируют в том, чтобы рассматривать себя абсолютными господами милостью Бога, потому что здесь они проявляются плагиаторами самого жалкого хаоса народов и уничтожают древнегерманский закон свободы, что одновременно связывает лучшие силы народа. Во многих случаях положение очень запутанное, но и здесь тот же самый руководящий принцип просвещает все. Так, например, постыдное преследование Людовиком XIV протестантов явилось причиной последующего упадка Франции. Тем самым он совершил поступок неизмеримо антигерманского значения. Будучи воспитанником иезуитов, он был воспитан учителями в таком сильном невежестве, что даже не умел правильно писать на своем родном языке и ничего не знал об истории,