Я проследил столь распространенную у нас манеру мышления до абсурда, чтобы наглядно показать на примерах самых крайних заблуждений, куда она приводит. Пробудившееся недоверие, оглядываясь назад, будет обнаруживать, что самые разумные и достоверные наблюдения в отношении таких феноменов, как человеческая раса, не имеют ценности как объяснения, но означают лишь расширение кругозора, в то время как сам феномен в его конкретной реальности по-прежнему остается единственным источником здравых суждений и настоящего понимания. Хотелось бы думать, что я сумел доказать, что существует иерархия фактов и что мы строим воздушные замки, когда мы их поворачиваем назад. Так, например, понятие «индоевропеец» или «ариец» является допустимым и способствующим развитию, когда мы создаем его из надежных, проверенных, неоспоримых фактов такого явления, как индуизм, иранизм, эллинизм, римлянизм, германизм (индийцы, иранцы, эллины, римляне, германцы). При этом мы ни на минуту не покидаем почву действительности, не обязуемся выдвигать гипотезы, не перекидываем воздушных мостов через пропасть причин неизвестных взаимосвязей. Мы обогащаем наши представления смысловыми построениями и, соединяя очевидно родственное, мы учимся одновременно отделять это от неродственного и готовим возможность дальнейшего понимания и все новых открытий. Но как только мы переворачиваем метод и берем отправной точкой гипотетического арийца — человека, о котором мы ничего не знаем, которого реконструируем из отдаленных, непонятных легенд, склеиваем из крайне сложно объяснимых языковых признаков, человека, которого каждый, подобно фее, может наделить всеми талантами, какими захочется, — то мы витаем в небесах и выносим одно ложное суждение за другим, великолепный пример чего можно найти в книге графа Гобино «Inegalite des races humaines» («Опыт о неравенстве человеческих рас»). Гобино и Бакль являются двумя полюсами одинаково неверного метода: один как крот прорывает ход в темноте под землей и считает, что землей можно объяснить цветы, неважно, стоят рядом роза и чертополох; другой воспаряет от почвы фактов, и фантазия его взлетает так высоко, что видит все в искаженной перспективе с высоты птичьего полета и вынуждена рассматривать эллинское искусство как симптом декадентства и восхвалять разбойничье ремесло гипотетического древнего арийца как самое благородное дело человечества!
Понятие «человечество» прежде всего ничего больше, как языковой паллиатив, collectivum, который смывает характерные черты в человеке, особенно его личность, и делает невидимой красную нить истории — различные индивидуальности народов и наций. Я допускаю, что понятие человечества тоже может приобрести положительное содержание, но только при условии, что в основу заложены конкретные факты отдельных индивидуальностей народов, затем их различают и соединяют в более общие понятия расы, эти более общие, вероятно, еще раз упорядочат между собой, а затем то, что парит высоко в облаках, почти невидимое невооруженным взглядом, и есть «человечество».
