исполнилось пять. Каждый новый доктор, к которому меня водили, задает точно такие же
вопросы, что и предыдущий. На них надеты одинаковые строгие халаты, они говорят с
идентичными заботливыми нотками в голосе и каждый обещает излечить меня от
нарастающей тревоги внутри.
Все они светят чем-то мне в глаза.
– Так. Смотрите прямо, – говорит доктор Стетоскоп, наведя свой фонарик на стекла очков.
От нее тоже пахнет медицинским спиртом. – Было бы немного проще, если бы вы сняли
свои солнцезащитные очки.
Мое сердце уже проверяли бесчисленное количество педиатров.
– Нервничаете? – она приподнимает мое запястье и прощупывает пульс рукой, на случай,
что она не правильно послушала.
И, конечно же, в который раз, я становлюсь подушечкой для иголок.
– Нам нужно сделать несколько анализов крови, Пенелопа. Совершенно не нужно
беспокоиться, как комарик укусит.
Мама туго держит мои руки, пока я кричу. Мне совсем не больно, но надо же слегка
разработать легкие.
Каждый раз для теста Роршаха, мне показывают разные черные кляксы, но я даю всегда
одинаковые ответы.
– А что вы видите здесь? – спрашивает доктор Белый Халат.
Она тяжело дышит своим маленьким носом, и ее короткая стрижка по уши, становится
уродливее, чем дольше меня заставляют рассматривать кляксы.
Черная клякса на белой карточке выглядит почти как волосатая грудь моего отца, когда
она мокрая, или как два человека, держащиеся за руки.
– Убийцу, – нечестно отвечаю я.
Мама шлепает ладонью себе по лбу.
Доктор Грибная Прическа опускает карточку и с раздражением переспрашивает:
– Что?
Пожимая плечами, я толкаю свои ноги дальше и еще больше сминаю бумажное полотенце
под собой.
– Убийца.
– Вы видите... убийцу?
– Пенелопа, пожалуйста, только не начинай снова. Доктор Лаура здесь, чтобы помочь
тебе, крошка, – мама, сидящая в уголке между дверью и машиной, измеряющей давление,
умоляюще смотрит на меня круглыми глазами.
Точно такое же выражение лица появляется у нее каждый раз, когда меня тащат в кабинет
с поддельным океаном на стене, чтобы изучать, тыкать и заваливать вопросами. Они
разбрасываются такими словами, как: тревога, депрессия и беспомощность. Мое питание,
сон и социальные привычки подвергаются вопросам, анализу и инспектированию.
– Сколько часов ночью вы спите?
– Вы кушаете, по крайней мере, три раза в день?
– У вас есть близкие люди вашего возраста?
Первый раз в жизни мне есть что ответить, но я вовсе не хочу разговаривать о Диллоне
