Фаворит 2 | страница 94



— Выставлю. До него мне дела никакого. Любого из их братии возьми, и грехи на всех будут одни и те же. А так, глядишь, еще и пригодится. Как думаешь, будет благодарен за то, что петли избежал?

— Аки верный пес. Правда, до поры. А как возможность сыщется, так и предаст без оглядки, — пренебрежительно махнув в сторону кабатчика, пояснил Кузьма.

Потом вновь решительно подхватил очередную порцию каши и усилено заработал челюстью. Интересно, если он всегда так питается, а не баландой какой, то отчего такой худющий?

— Ну, так и ты таков же будешь. Только обернусь к тебе спиной, как ты в нее и ударишь.

— А может, и не ударю.

— Может и не ударишь. Коли опаску иметь будешь.

— И в чем моя опаска?

— А то ты сам мне поведай. Ну чего глядишь? Коли тебя прихватить не за что, так ты мне бесполезен.

— И тогда в петлю?

— Именно.

— А как служить тебе соглашусь?

— Поначалу стану платить тебе как поручику, по пять рублей в месяц. А дальше будет видно. Станешь хорошо служить, и больше положу.

— Это что же мне делать придется?

— А то же, что и сейчас делаешь. Знать все о тех, о ком я скажу. Ну и мне докладывать, ясное дело. Семья есть? Да ты не молчи, мил человек. Говорю же, коли ухватить тебя будет не за что, то только на съезжую. И учти, клятвам да слову честному я не верю.

— И сам не держишь? — Невесело ухмыльнулся мужичок.

— Сам держу. Всегда. Потому как добрую славу никакими деньгами не купить, а только прожитыми годами и никак иначе. Но тебе у меня веры нет. А потому, повторяю вопрос. Семья есть?

— Ну, есть, — с кислой миной ответил Кузьма.

Оно конечно семья это… Но и выбор не особо велик. Пусть он этого парня и видит впервые, но слышал о нем многое. И ночное происшествие, о котором нищий уже знал, тоже говорило в пользу сотенного. Ить не объявился, учинил тайный сыск, и теперь сидит перед ним, условия ставит. И сомнений никаких, если Кузьма не согласится, повесят его и вся недолга.

— Где проживают? — Продолжал интересоваться Иван.

— Село Осиновка, в десяти верстах от Москвы, — вздохнул мужик, и добавил, — Овечкины мы.

— Село вольное?

— Вольное.

— И чего же ты так-то? Чай и земельный надел есть. Ты давай говори, Кузьма, мне тебя до себя допускать, а потому я знать должен.

— Да лет двадцать назад неурожай случился. Голод пришел в дом. Вот и подался я в Москву на паперть. А там завертелось, в привычку вошло.

— Семью-то поднял?

— Поднял. Надел брательник старший возделывает, с сыновьями. А я, так деньгу в дом несу. И получается по более, чем с надела. Дом поставили, чисто хоромы.