Когда Рогожин за меня вступался — было бесспорно приятно, гордость и радость одолевали… Но не так. Не то. Не знаю… А это — это нечто иное. Его, Миры безумие… оно развратно, пошло, порочно… заразительно. И вместе с его наслаждением, упованием превосходством, вседозволенностью и… жестокостью — странные ощущения (защищенности, беспечности) луной раздаются и во мне. Впервые… и только рядом с этим демоном — не надо пытаться… быть на порядок, на голову выше… чтоб хоть как-то сойти за ровню, дабы быть достойной… всего этого. Нет. Ничего. Априори — я уже всего этого достойна. И если что — то врага точно будет ждать… хоть в каком-то виде, но «смерть».
— Ты мне, Сука, зуб выбил! — обиженное, гневным рыком, где-то в темноте…
— Сча еще добавлю, урод ебачий! — тотчас обернулся к нему Мирашев и метнул иступленный взгляд.
Но движение «жертвы» — и где сидел… там и открыл очередной всплеск «фестиваля»…
— Фу, блядь, — гаркнул кто-то.
Поморщились и остальные.
— Свали отсюда! — бешеное чье-то, девичье.
Подчиняется.
Обернулся ко мне Мирон. Шаги ближе, поддаюсь на участие, на автомате встав, потянувшись в ответ благодарностью. Но миг — и позорно замираю — заметив между нами Федьку. Взор того то на товарищей, то на меня (видимо, наконец-то отыскав — а потому резво движение ко мне ближе, вплотную):
— А че у вас тут? Че не поделили? — кивнул в сторону «Мистера».
Стою, нервно, идиотически моргаю — и страшно даже признать всё то, что только разразилось вокруг, да и в этот миг внутри меня.
— Чупу, блядь, — гневное Миры, перебивая ход моих истеричных мыслей. Шумный вздох, скривился. Прощальный, расстроенный взор на меня — отвечаю тем же, обижено поджимая губы. Разворот — и пошагал прочь мой защитник, затесался в толпе. Упал за стол. Кивнул товарищу — живо организовались стопки, плеснули прозрачную.
— Ты как? Чет ты… не очень выглядишь, — заботливо прошептал мне Рожа. Обнял — поддаюсь, прижалась к брату.
— Да устала, — не вру. Носом уткнулась в шею, обняла в ответ.
— Че-то ты быстро, — неожиданно кто-то сзади. Обернулись — Валентин. Стукнул тот по плечу Федьку дружески, отчего мы оба даже невольно пошатнулись. Взор на наглеца — отвечает тем же: то на меня, то снова на Рогожина. Весело продолжил Мазуров: — Мы тебя до утра уже не ждали. Вон, — махнул рукой, — каких элитных тружениц тебе отфильтровали.
— Да ну их, — заржал смущенный Федор. — Хуже вашей «чупы» — думал сдохну.
Загоготал вокруг народ. Улыбнулась и я — но без особой радости, задора: в голове вовсе иные мысли. Украдкой взгляд на Мирашева — сидит опечаленный, грызет свой резиновый, местами подгорелый, шашлык и неохотно отвечает на какие-то вопросы собеседника…
