— Дак а че там… в ней? — заерзалась я невольно, прозревая еще больше.
Гыгыкнул сдержано:
— А хуе его знает, — потушил бычок о соседнюю балку, разворот — и бросил окурок в пепельницу. Обнял уже обеими руками меня, сжал крепче, притиснул к себе. Глаза в глаза (невольно чувствую, как жар от смущения бесстыдно залил мои щеки; еще бешеней заколотилось сердце; сжались мышцы внизу живота, разжигая откровенное полымя — неприкрыто дрожу от волнения под Мирашева напором). Улыбнулся: — Я как-то таким не заморачивался. У меня… другие приемы.
— Я заметила, — рассмеялась нервически; спрятала взор, давясь позором… из-за своей слабохарактерности.
— Ну прости… — неожиданно искренне (без натяжки, без пелены неловкости, притворства); на ухо. Вплотную, обжигая своим, будоражащим до мурашек, дыханием кожу — казалось, я сейчас и взвою от этого беспринципного наваждения, палящего зноя, странного дурмана. — Дурак, — огорошивая меня, продолжил. — Придурок. Идиот… нашло на меня. Нельзя со мной спорить, пререкаться. Это как… красной тряпкой помаячить.
— Но ты ж не бык, — язвлю, давясь нездоровым смехом, словно глотком воздуха.
— Я хуже, — тихое, едва уже не целуя.
— Та-ак, — послышался где-то сбоку знакомый голос. — Мисс Радугу сегодня выбрали. Остался Мистер, — и снова гогот одиночный.
Вздрогнул, отдернулся от меня тотчас Мирон. Взор пристальный около. Окаменел, словно перед броском. Больное, шальным ревом:
— ОН?! — полный бешенства взгляд мне в лицо. Отвечаю участием. Позорно, трусливо молчу: ни подтвердить, ни соврать не решаюсь.
И не надо…
Мигом отстранил меня от себя — поддалась, выровнялась на месте.
Тик — и сиганул хищником к врагу…
Только и успел несчастный, бывший мой истязатель, сделать пару шагов в сторону — как тотчас поймал его уже деспот. Не церемонясь и не сдерживая себя ни в чем, заломил, скрутил ублюдка, на ходу, ловко заодно отобрав порцию для «Мистера».
— Радугу, Сука, еще одну хочешь?! Мистера?! Вот и жри, тварь убогая! — зарычал исступленно Мирашев, силой вталкивая ему в рот «чупу». Еще пару ударов для усвоения эффекта — и отступил, выпустил гада из своей хватки, пнув, отшвырнув от себя на землю — пошел едва не кубарем тот идиот.
Выровнялся Мира во весь рост. Бесцельный взор около, утопая в мыслях, в наслаждении. Облизался в шальном, самодовольном оскале, отчего я невольно поежилась, будто кто морозной плетью страха и неприемлемости меня стеганул. Мгновение — и наконец-то схлестнулись наши взгляды. Больная ухмылка Мирона… странным эхом разразилась, отозвалась во мне: безумное, жуткое чувство — волной захлестывая, заставляя задрожать от непривычной, шизофренической услады одновременно с отрицанием… И вновь поежилась я, не зная, как правильно на все это реагировать.
