Этого римским монахам было достаточно, чтобы изобрести новую святую — Филомену, культ которой в XIX веке ознаменовался двумя пространными житиями (Жана Дарш, 1870, и Луи Пети, 1875), написанными совершенно во вкусе и в тон старинного «Пролога» или «Золотой легенды», с свирепым мучительством, с видениями ангелов, с потрясающими чудесами и исцелениями и т.д. Новый культ особенно понравился во Франции: капелла св. Филомены, основанная одним священников, тоже достигшим святости (cure d’Ars), привлекла 300,000 паломников, создавался женский полумонашеский орден Дев св. Филомены (Filles de Sainte Philomene) и т.п. После такого успеха
Ватикан, хотя и в нем находились скептики, относившиеся к мученице Филомене с совершенным недоверием (Ulysse Chevalier), не решился отвергнуть новую святую, и 3 апреля 1906 года папой Пием X утвержден ритуал ее чествования и отслужена торжественная месса в день годовщины обретения ее «мощей»... Между тем, Марукки (далеко не из вольнодумцев и разрушителей) и другие ученые специалисты по исследованию катакомб пришли к совершенно точному выводу, что могила, в которой найдена мнимая Филомена, принадлежит IV веку и, следовательно, никакой мученицы заключать в себе не может, а надпись случайна и попала на могилу с какого-то совсем другого надгробия (Р. Saintyves).
Много обломков попало в глубину еще более случайным путем: падая с поверхности земли через отверстия люминариев, отдушин для света и воздуха, — foramina, — которых множество велел нарубить Константин Великий, а раньше он и то проделывались, то заделывались — в соответствии тому, терпела ли церковь гонение или пользовалась временным миром.
Сквозь люминарии или луцернарии в недра катакомб попадали самые удивительные вещи. Некоторые из отдушин были обращены неведением надземных жителей просто в мусорные ямы, служившие для целей своих целыми столетиями. Пробравшись на четвереньках в катакомбу «У двух лавров» (ad duas Lauros) — близ могилы св. Елены на дороге Лабиканской — Росси нашел в ее крипте, к великому своему удивлению, один из люминариев еще открытым. Но через это жерло в гипогей спущена была масса нечистот и падали в том числе совсем свежие внутренности быка (Росси).
Следы изящной отделки, просторные свободные входы древнейших кладбищ, откровенно примыкающие к самым шумным пригородным дорогам, убеждают исследователя, что в первом веке христианин кладбищ своих от государства не прятал и за целость их не опасался. Наоборот, чем позднее время, тем яснее выражают катакомбы идею страха перед возможным насилием, если не со стороны власти, то со стороны распущенной черни, которая, превратясь из италийской в варварски международную, утратила вместе с тем и суеверное благоговение к каждой могиле, столь свойственное латинской расе. Осквернение могил — способ враждебной манифестации совершенно не римского характера. Христианские источники, свидетельствующие о подобных безобразиях, — африканского (Тертуллиан, св. Киприан) или азиатского происхождения. Для римлянина могила защищена уже наличностью в ней правильно похороненного (условие justae sepulturae), т.е. преданного земле (inhumatus), трупа. С этого момента могила становится местом заповедным, священным (locus religiosus) и не отчуждаемым. Оно исключается из области предметов человеческого права (res humani juris) и входит в область права божественного (res divini juris). «Тела, получившие правильное погребение, т.е. зарытые в землю, воспрещается тревожить в местах их упокоения», гласит рескрипт Марка Аврелия, не делая никаких исповедных различий (Ульпиан. Dig XLVII. XII. 3, 4). Таким образом, однажды положенные в землю, тела христиан имели верное убежище, если не от свирепостей черни, то, по крайней мере, от осквернения их законными властями (Аллар).
