Хрустальной люстры жалобный фальцет
по жизни полутёмной разольётся:
зайдутся блики в качке высоты,
оттачивая призрачные лица.
Останутся столетью за труды
листы письма на пыльных половицах.
И книжный шкаф, как старый саквояж,
хранивший метки странствий одиночных,
классического времени тираж
предъявит обвинением бессрочным.
За то, что знаменитым именам
наскучило довольствоваться малым.
За то, что оды греческим богам
ударною волной перелистало.
Кого насытить сдобой старины?
Кого вернуть из без вести пропавших?
Кому приснится счастьем до войны
голодный город в золоте монаршем?
* * *
На ступеньках столичного храма
маленькая девочка останавливается,
крестится и спрашивает маму:
— А в раю на каком языке говорят?
На русском?
* * *
Белый Город сыт по горло
чудесами пришлых пеших.
Солнце катит беспризорно
счастья колотый орешек.
Птахи крошат оперенье
под неласковые взгляды.
Ходу светопреставленья
урождённые не рады.
Им отныне — быть бы живу.
Присушил тяжёлый случай.
Беды вдовьего пошива
наловчились поболючей.
Не даёт лихое спуску…
Перебежки, перепрятки…
Белый Город звался русским...
Стало русскому не сладко.
Во дворах стареет детство…
Вдоль дорог не спеет вишня…
Город с Небом по соседству
на миру недобром лишний.
Мама раму намывала,
да войной побило ставни…
Что упало, то пропало…
Собирает время камни.
Как зашлось, так поведётся,
от порога до порога…
Этот Город не вернётся.
Он решил увидеть Бога.
Где ветра не чахнут чадом
над неладною верстою,
Белый Город станет Садом...
И приснится нам с тобою.
Андрей Шталь (Краматорск)
Непобежденный
вольный перевод из Уильяма Хенли
Из тьмы, подобной палачу,
Из мрачной ямы черных бед
Опять «спасибо» я шепчу
За все, что принял мой хребет.
У нежити в тисках оков,
Когда весь мир катился вон,
Я, к огорчению врагов,
Был цел и был непобежден.
Пусть впереди все та же мгла,
И ждет страданий легион,
Пусть буду я телесно слаб,
Мой дух не будет побежден.
Каким бы сложным ни был путь
В кромешной тьме, в пучине дней
Иду, ветрам подставив грудь,
Я капитан судьбы своей.
После обстрела
Я помню звон разбитого стекла,
Свист мины, траекторию полета.
Хотелось мне бежать, подобно Лоту,
Смерть пощадила — рядышком прошла.
И я стоял живой средь мертвых тел,
Похоже, мне выкапывать могилы.
Вон у соседей дом разворотило,
А мой случайно оказался цел.
Рыбалка на Донце
Здесь не были ни Леннон, ни Маккартни,
Но пролетают майские жуки.
Здесь столько кислорода, что закаты
Горят за камышами у реки.
Здесь желтой не пройти подводной лодке,
