Хотел бы туманным утром рядом с тобой родиться.
Скрещение шпаг над камином, пепел подёрнул угли.
Рассвет бесконечен синий, белые свечи потухли,
Давай, не пойду на службу, пусть вьюга заносит тропки.
Мой голос опять простужен, я буду, как в юности, робким.
Я буду предельно честен, я не играю болью,
Я буду петь тебе песни о мире, забывшем войны.
Где бродят единороги, где ветер колышет травы,
Где старцы мудры и строги, где реки текут величаво.
Где на околицу смело выходят олени и лани,
Где губы мои неумелы, где неуместно прощанье.
Где враг не поднимет перчатки... Да нет там врагов и в помине,
Как нет тоски и печали, а шпаги висят над камином.
Где меряют время пряжей, где в чаще блуждает леший,
Где мздою не купишь стражу, где даже мытарь безгрешен,
Где я по росе медвяной хромаю тебе навстречу,
Любовью и счастьем пьяный сжимаю хрупкие плечи...
А ветер в печную вьюшку, по-прежнему завывает.
Неправда, не верь... Послушай! Такой земли не бывает.
Здесь рыцарь шишигой загрызен, кровью хрипят менестрели,
Принцесса прощается с жизнью под завыванье метели.
Но стрелки часов замедлив, так показушно беспечен,
Глупо, ненужно, бесцельно я буду врать тебе вечно.
ДОНБАССКАЯ
«Плюсы» кружатся воронья на небе белом.
Зафевралело в сентябре, зафевралело.
Вразнос кибитку жизни мчит шальная кляча,
А небо плачет на ветру, а небо плачет.
Листает залп за разом раз судьбы тетради,
Ложатся «грады» у двора, ложатся «грады».
И ты летишь к земле ничком, лютуют мрази.
Из князей в грязь, упав щекой, от князей к грязи.
Выводит мины хвостовик шальное соло,
Шипит осколок в колее, шипит осколок.
Побрал бы чёрт и этот дождь, и эту осень,
И вдруг проносит артобстрел, и вдруг проносит.
А ты лежишь, обняв Донбасс, — пошире руки!
Такая штука эта жизнь, такая штука...
ГОРОД
Уходит всё — виденья, знаки, сроки,
Стихи от первой до последней буквы.
Шуршит пергамент в горле, вязнут строки
И рифмы на зубах скрипучей клюквой.
Тень с запада зовёт, играет, манит
Похлёбкой за уступку первородства.
С натугой тянет скаредные длани
К востоку. Залп. И пала тьма на Город.
Но Город жив и вопреки наветам
Восстанет, смерть поправ, неопалимый.
Чем гуще мрак, тем ближе час рассвета.
И знай — с востока свет, с востока силы!
* * *
Нет ни эллина, ни иудея,
а дороги к храму отмощены
черепами. Воскликнешь «Где я?!»
пред ощеренной пастью площади.
Свет фальшфайера. Вонью тленною
растекается ненависть-сукровица.
С перебитыми вдрызг коленами,
ты опять не поспеешь к заутренней.
Перерезанным воешь горлом ты,
