Он не посмел вернуться в студию и пошел на игровую площадку во дворе. Он задумался о побеге — в деревню; или он мог бы попасть на поезд до дома — путешествуя без билета. Он бы объяснил своим родителям, что находиться в школе–интернате стало для него невыносимо. Затем взял себя в руки — всё это было по–детски. Разве отец не назвал его мужчиной? Его прадед попал на гильотину во время Революции; Тарцизий и весь сонм юных святых от проповедника был полон замученных до смерти. Никто не будет его убивать.
Он обязан не выказывать перед собой страх к жизни, особенно к жизни, которую сам себе устроил. Он вернется, займёт своё место рядом с Люсьеном перед глазами Андре, и будет спокойно ожидать событий. Он вернулся в колледж. В холле остановился у светильника и посмотрел на себя в карманное зеркальце. Ему показалось, что он выглядит довольно бледно; он похлопал себя по щекам.
Едва он подошёл к своему столу, когда дверь с яростью распахнулась, и в комнату ворвался Отец–префект. Несмотря на свою решимость, Жорж почти задохнулся от тоски. Еще мгновение, и он больше никогда не будет единственным, кто знает всё о случившемся. Префект сказал тихим голосом несколько слов дежурному воспитателю, а затем коротко, с видом судебного пристава, вызвал Феррона. Казалось, все затаили дыхание, и шаги Андре гулко звучали в тишине, пока он шел по комнате.
Жорж, пытаясь сымитировать равнодушие, держал глаза прикованными к книге. Наконец, он осмелился поднять их и увидел, как префект схватил Андре за руку и вывел из комнаты. Со всей правдой и искренностью, на которые была способна его душа, он знал, что отдал бы десять лет своей жизни, чтобы предотвратить страшный результат своего поступка. Он вцепился в сиденье, словно боясь быть унесённым; Люсьен, как будто ища у него защиту, взял его за руку. И руки у них двоих стали влажными.
Остальные мальчики, пораженные этим внезапным, буйным происшествием, расспрашивали друг друга, пытаясь понять смысл случившегося, но воспитатель дважды постучал по своему столу линейкой и порядок восстановился. Жорж чувствовал, как стучит кровь в его висках. Люсьен был подавлен. Наконец, немного запоздав, колокол пробил к проповеди, и они поднялись, чтобы идти в студию младшеклассников. В комнате старших все бумаги и книги были убраны; только тетрадь Андре осталась лежать открытой на его столе, одиноким белым знаком. Когда Жорж проходил мимо, воспитатель закрыл её презрительным движением пальцев и сбросил в ящик стола.
