Настоятель не присутствовал на проповеди. Голос доминиканца звучал громко и ясно, но для Жоржа его слова казались лишенными смысла. Как и в предыдущий вечер, Жорж незаметным движением коснулся Люсьена; но, казалось, их разделяет бездна. Действие, сделанное им в этой же комнате вчера, не имело ничего общего с действием Люсьена в студии несколько минут назад.
Настоятель вошел в комнату и, перекрестившись, сел. Он выглядел очень серьезным. Жорж съёжился за мальчиком, сидящим впереди; ему не хотелось, чтобы настоятель увидел его. Он проклинал свой визит к настоятелю и не хотел напоминать ему об этом.
Некоторое время спустя ему удалось вникнуть в то, что говорил проповедник. Доминиканец, должно быть, уже знал о случившемся, ибо он говорил о предметах, более соответствующих происшествию, чем мученичеству святого Тарцизия. Евхаристия фигурировала в его проповеди только как испытание и наказание — с примерами, когда из хлеба святого причастия вырывалось пламя, или выступал кровавый пот при соприкосновении со святотатственными губами. Цитировались случаи внезапной смерти после грешного причастия. Последовали сентенции, касающиеся грехов, низводящих человека ниже животного; порочных духов, скрывающихся и рычащих в тени; и ангелов–хранителей, возвращающихся в море слез на небеса. Умильные истории и излучающие свет прекрасные дети — подобное было не для этого случая. Героем нового репертуара проповедника стал человек из Бальме [местность на границе между Швейцарией и Францией], вынужденный кружиться в хороводе в течение двадцати четырех лет после того, как станцевал во время Террора [Французская революция] со статуей, взятой из храма. Кормили его, во время тех демонических па, бросая кусочки пищи ему в рот. Когда же он попросил о главном покаянии, священник, совершавший таинство и отпустивший ему грехи, был вынужден танцевать вокруг него. Заканчивая, в качестве призыва к покаянию оратор процитировал в утешение:
— Если будут грехи ваши, как багряное, — как снег убелю [Книга Исаии, гл.1–18].
Во время вечерней службы ни Жорж, ни Люсьен не ответствовали. Но Люсьен уже долгое время пребывал наедине с собой; он смотрел на алтарь, у ограды которого предыдущим вечером стоял с лицемерной наглостью рядом со своим другом. Впервые за ужином не было произнесено Благодарение Богу. Мальчик, чья очередь была читать, пошел и принес книгу, указанную ему настоятелем, и, со звуком колокола начал ее чтение. Это было
